Их тайный гость
Шрифт:
– Ну и зря, - невозмутимо пожала плечиками Марта, - я ведь тебе плохого не посоветую.
Июль 2008 года.
Константин
Закончив с делами, Константин возвращался домой даже раньше, чем собирался, когда несколько месяцев назад планировал командировку. На ближайший рейс мест в бизнес-класс уже не было. Можно было взять билеты на следующий. Но Константина неудержимо тянуло на дачу, и он не хотел ждать ни минуты. Да и наплевать, по большому счёту,
Посадочный талон ему дали на место у иллюминатора. Но он так часто летал, что ему было уже совершенно всё равно, где сидеть. А события последних дней и вовсе отбили охоту любоваться красотами. Всё ещё побаливали ухо и плечо, не давая забыть о нападении в подъезде. И теперь он всё больше сомневался в том, что это было случайное нападение.
После почти бессонной ночи, которую Константин провёл, пытаясь понять, как ему теперь быть, мысли тяжело ворочались в голове. Хотелось хоть ненадолго забыться и перестать думать.
До взлёта оставалось всего ничего, а место у иллюминатора всё так же пустовало. И Константин решил уже, что полетит без соседа, когда вдруг перед самым взлётом к нему подошла хорошо одетая женщина.
– Простите, пожалуйста, моё место вот это, но, я так понимаю, вы предпочитаете уступить мне своё?
– в её голосе послышалась улыбка.
– Да, пожалуйста, - встал Константин, пропуская даму.
Она аккуратно проскользнула мимо него и принялась устраиваться: сумочку под локоть, книгу на колени. Константин заметил, что томик обёрнут в яркую кожаную обложку, сшитую из разноцветных лаковых кусочков, очевидно, самодельную. Улыбка тронула его губы. Такую обложку он уже видел когда-то у одного человека, очень дорогого ему человека. Тут он неприлично резко повернулся к соседке и уставился на неё. Впрочем, она смотрела в иллюминатор и его странного поведения не заметила. Поэтому Константин несколько секунд беспрепятственно разглядывал её, а потом, не веря в то, что это может быть на самом деле, медленно позвал чужим, потрясённым голосом:
– Валерия Алексеевна!
Женщина удивлённо оглянулась, её лицо выражало готовность к узнаванию. Она без улыбки вгляделась в него, внимательно, ласково, и – глаза её засияли – удовлетворённо проговорила:
– Костя. Костя Соколан. Здравствуй, Костенька.
В этом было что-то удивительное, почти чудесное. Вот так, спустя двадцать с лишним лет, в самолёте на другом краю огромной страны, встретить человека, который знал тебя мальчиком и называл Костей. Теперь ты взрослый дядька, с ранней сединой в тёмных волосах, грустными глазами и пережитыми трагедиями в багаже. А для твоей учительницы – всё равно мальчишка. Она тоже не помолодела, вон, сколько морщинок у весёлых глаз, но для тебя она всё та же – молоденькая, со звонким голосом, неравнодушная.
Константин смотрел на неё и улыбался. И она улыбалась тоже. А потом протянула руку и погладила его по волосам.
– Костя… Если бы ты знал, как я рада тебя увидеть, наконец. Всё ждала, когда же мы встретимся…
Константин удивлённо приподнял брови.
–
– Да, ждала. Знаешь, как многих твоих одноклассников и других своих учеников я уже встречала?
– Многих? – снова глупо переспросил он.
– Серёжу Москвина, Жанну Грядкину, Жору Частичкина часто встречаю…
– Жорку? Часто? А он мне ничего не говорил! – вырвалось у него совершенно по-детски, и они с Валерией Алексеевной рассмеялись.
Самолёт и его пассажиры готовился ко взлёту, и им пришлось ненадолго отвлечься от беседы. Пристегнув ремни, Костя снова спросил:
– То есть Жорку вы часто встречаете?
– Да. Он в Сибири регулярно бывает. Дела у него тут какие-то. Один раз даже просто на улице его встретила.
– Надо же… А я и не знал, что он вас видел. А как Серёга Москвин? Сто лет с ним не пересекался.
– Неплохо. С ним я в Москве столкнулась, прямо в аэропорту. Он с семьёй летел отдыхать. У него сын и дочка, замечательные ребята, и жена чудесная, по-моему. А как ты, Костя? – она спросила это с таким искренним желанием узнать, с таким участием, что он, уже давно ни с кем не откровенничавший и мало кого подпускавший к себе, вдруг взял да и выложил ей всю свою жизнь. Рассказал и про Свету, и про Костика, и про работу. Только про события последних нескольких недель промолчал. В этом он должен был разобраться сам.
Валерия Алексеевна слушала молча, лишь иногда задавала вопросы. И Костя удивлялся, каким точными они были. Будто бы помогали увидеть ему свою собственную жизнь с другой стороны, лучше понять и себя, и окружающих.
И тогда он всё же решил рассказать и про доктора Синькова, который теперь собирался стать мэром. Рассказ получился долгим и путанным. Но Валерия Алексеевна так же внимательно выслушала его, вздохнула и задумчиво покачала головой:
– То есть ты думаешь, что доктор хочет убить тебя, чтобы ты не смог испортить ему политическую карьеру, рассказав о том, что случилось с маленьким Костей и как они вас хотели обмануть?
– Да, - кивнул он коротко.
– Вот в этом я с тобой, Костенька, согласиться не могу. Дело в том, что я знаю Сёму Синькова. Очень хорошо знаю. Мы с ним учились в одном классе. И до сих пор… ну, может, и не дружим, но общаемся, приятельствуем. Поверь, он неплохой человек. И очень любит свою работу.
Константин нехорошо, скептически и зло процедил:
– Этот любящий свою работу неплохой человек угробил моего ребёнка и, в конечном итоге, разрушил мою семью.
– Костенька, то, что пришлось пережить вам со Светой – страшно. Я не знаю, что и как произошло на самом деле. Возможно, Сёма очень испугался и дал слабину. Если так, то он плохо поступил, конечно. Но я точно знаю, что он раскаивается в этом. Я слышала вашу историю от него. Без имён, разумеется. Он был потрясён и до сих пор не может простить себя, понимаешь?
Что касается вас со Светой, могу сказать только одно: скорее всего, вы не любили друг друга. Вы были молоды и приняли влюблённость за сильное чувство. А потом на вашу долю выпали такие беды, которые не каждый сможет пережить достойно. Вы смогли. Не предали сына, не предали друг друга. Но влюблённость прошла. Влюблённость, а не любовь. Любовь не проходит. Она становится только сильнее. Поверь мне.
Костя слушал её и молчал. А потом вдруг с тоской проговорил:
– Я предавал Светлану, многократно. После рождения Костика она не захотела больше, чтобы мы… не захотела быть моей женой.