Иисус Христос или путешествие одного сознания (главы 1 и 2)

Белов Михаил

Итак, жизнь выбрала меня, а я - ее. Но, чтобы спокойно жить дальше, нужно было ответить на свой главный вопрос: что происходит со мной, как относиться к голосам и какую действительную роль во всем этом играл Вадим. "Допустим, и в больницу в прошлом году, и в это состояние сейчас загнал себя я сам, - думал я.
– Допустим, что первой ошибкой в интерпретации реальности было отождествление движения моей левой ноги летом 1991 г., когда я лежал у себя дома и подумал, что аналогично шевелится у себя дома Вадим, хотя он наверняка мог спровоцировать это мое шевеление простой своей мыслью обо мне, учитывая, что раньше я его интересы ставил выше своих, и его эгрегор, раздутый его отзывом о моем отце в начале стресса и его последующим отношением ко мне, наверняка больше моего собственного отдела. Но почему же он тогда испугался, когда я сказал, что чувствовал Славу, бывшего в Моховой Пади? Мне тогда показалось, что он в тот момент вспомнил о моих намеках по поводу неэтичности подслушивания своим астральным телом чужих мыслей. И почему он той же осенью 1992

г. приехал меня расспрашивать о моих видениях, и как я ощущаю его вампиризм? Я тогда рассказал ему об одном видении, с которого все и началось - когда он у меня, лежащего на кровати, вытянул часть энергии. Но в его присутствии ничего отрицательного не чувствовалось, и я так прямо ему и сказал. Он уходил обрадованный и расположенный ко мне. Не была ли эта радость следствием его хитрости и понимания моей бесхитростности? И все же не из-за его ли супраментальных подглядываний и подслушиваний попал я в больницу? Внезапно меня озарила догадка. Какое-то чувство мне подсказало, что обрадовался он просто моей прямоте и беззлобности, а испугаться тогда мог за какие-нибудь свои действительные мысли, а то видение просто мог выдать мне его филиал, когда он думал обо мне. Значит, в больницу я попал по-пустому. Тогда почему же я его ненавижу? Тут я заработал головой на всю катушку. Я попал в психбольницу из-за одного отношения к себе - это казалось мне невероятным.

Ъ_КОНЕЦ ИНТЕЛЛЕКТА.

Голоса загнали меня в кресло: "Сиди, думай, включай свое мышление". Я напряг все силы, которые у меня были. В 3-4 метрах спереди слева от меня появилось изображение того участка местности Зеи, в сторону которого было направлено мое внимание. Методом исключения я стал схематично в порядке обратной хронологии рисовать картины расформирования речной долины. Несколько раз изменив свое русло, Зея исчезла вместе с несколько раз сменившейся растительностью. Потом эту сушу затопило море, ставшее исчезать к моменту своего образования, унося с собой сформированные осадочные породы. Из Земли выперла гранитная плита. Проследив ее распад в обратном ходе вулканической деятельности, я достиг базальтовых пород. Расцепив мыслью их и ядра Земли коллапс, я пришел к космической пыли, из которой зарождалась Земля. Мысль повисла в воздухе. Точнее - в пустоте. Я стал искать, о чем бы еще подумать. Долго искать не пришлось: обратная эволюция рыбы. Представив современную рыбу, я деэволюционировал ее тело до ланцетника, а его - до амебы, молекул, атомов, электронов и ... мысль опять повисла в пустоте. Какой смысл расщеплять микрочастицы, зная, что они состоят из других таких же? Да и для мышления нужно образное представление, а я не знал, ни как они выглядят, ни из чего состоят. То есть, мысль опять повисла в пустоте.

Хотя хозяева голосов были потрясены увиденным, и это оправдывало мои рассказы им о моем прошлом уме, им этого, понятно, было мало, как и мне. Думать в целостности я все равно не научился, а значит, и не мог аурой закрывать свою голову от их и Павитринского супраментального прослушивания. Я напряг свою голову в другом ракурсе - историко-социальном. Теперь уже справа от моей головы стала разворачиваться картина заселения Амура казаками. Когда Усть-Зейская станица стала Благовещенском 1994 г., а казаки - современными ему гражданами, моя мысль опять остановилась. Теперь я решил направить мышление на воспоминание своего прошлого и обдумывания им его. Я изо всех сил напряг голову, вспоминая свою работу в Усть-Ивановке, как вдруг с левого полушария приподнялось нечто полевое и как на крыльях перенесло меня в деревню. Я оставался сидеть в кресле, и то, что я видел, скорее всего было моим зрительным образом, хотя это утверждать не могу. Но чувство было таким, будто это пленка, приподнявшись над головой и не отрываясь от нее, перенесла меня в ту деревню. Идти в будущее я не пытался. В этом не было смысла, так как его творит человек сам. Альтернативы же путей развития человечества очень хорошо показаны Вангой, Ури Геллером и Ностардамусом. Оно целиком зависит от духовности его творящих, а последняя творила ими самими. Если ты уверен, что будет так, зачем говорить об этом? Хотя, может, и стоит. Не лучше ли сказать, как сделать, чтобы было лучше, чтобы можно было избежать ошибок. Тот факт, что все, имеющее свое начало, имеет и свой конец, и стало моим главным камнем преткновения. Я не видел смысла начинать думать опять, зная, что это скоро закончится из-за исчерпывания объекта обдумывания. Другое дело, казалось мне, создать вокруг себя мыслеформу ауры, защитившую бы меня от прослушивания. Но это, подобно мышлению, требовало колоссального напряжения, так как психика казалась спрессованной. Спрессованной от попыток начать думать. Напряжение само ее прессовало. Думать было интересно. И передо мной легли два пути - интеллектуальный и инсайтный (прямое знание, знание-взгляд). Тогда я понял, что для того, чтобы понять, где это (сюжет психоза) все происходит - в реальности или только у меня в психике - надо понять степень и конкретно вину Павитрина в моем попадании в больницу. Я направил все свое внимание на воспоминание своего прихода к Вадиму в октябре 92 г., когда он проявил испуг, услышав от меня, что я знал мысли Славы обо мне, когда он находился в Моховой Пади. Спустя три дня непрестанной работы головой в этом направлении (в то время, как я продолжал жить, курсируя между огородом и домом), после воспоминания своим уже новым осветляющимся сознанием деталей углубления в психоз меня вдруг озарила вспышка:

он испугался просто потому, что мог подумать, что я также мог "слышать" его некоторые нелицеприятные мысли обо мне. С этой мыслью пришло такое облегчение, что я онемел. Тогда почему я его ненавижу? Я опять стал копаться в себе. И понял. Только из-за отношения. Оно же породило и мои переживания с галлюцинациями. Раджниш говорил: не будьте танцором, будьте танцем. Я не был ненавидящим, я был самой ненавистью к нему и Сатпремову. Это позволяло ненавидящему сохранять холодный ум и относительное спокойствие. Оставалось только накопить сил для удара. И я, как одержимый, бросился в тренировки.

Я был истощен настолько, что сам себе казался ходячей смертью. Казалось, что меня качает ветер. Сидя однажды в огородном доме, я измученно обратился к Богу: "Ну что мне теперь-то нужно делать?" В правом полушарии, описывая зигзаги, огибая какие-то структуры мозга пунктирной лентой, потекли слова: "Не отвечать!" Эти слова были знакомыми, и что они означают, я знал. Но я не знал как не отвечать - на наносимые удары, или вообще не разговаривать с людьми и даже встреченными знакомыми. Последнее меня не удивляло. Я жил не в Благовещенске, а в Космосе, и чувствовал себя странником. Я стал стараться не разговаривать вообще, насколько это было можно. Это было и мне на руку, так как буквально каждое сказанное лишнее слово даже старым знакомым, как правило, приносило мне жгучую боль. Молчание будто накапливало мне нечто, в чем я отдыхал, и что давало мне какую-то, хоть липовую, но защиту от людей. Но, будучи фанатиком, я им не был. Там, где требовалась моя помощь, я говорил столько, сколько было надо.

Очищение чувственной сферы - адаптация в своем теле и на людях.

Ожидался приезд матушки.

– Не успел,- с сожалением думал я о своем посвящении, сейчас будет труднее.

Посвящение я отождествлял с силой, получение которой давало мне возможность разрешить все мои, в первую очередь духовные, потребности.

Но и не только рост духа указывал мне мой путь. "Когда Бодхидхарма уверился в том, что его дух крепок, как стена, которую он созерцал 9 лет, он встал, и, вырвав у себя веки, с криком отбросил их в сторону. На том месте, куда они упали, выросли 2 жасминовых куста, источающие изысканный аромат. Мо нахи, заваривая чай из цветов и листьев, сорванных с этих кус тов, были очень благодарны Бодхидхарме за подаренный им напиток".

Мои круглосуточные тренировки вели мой организм к подобным проявлениям. Вкладывая всю силу в удары и блоки, я видел, как из рук струями брызжет желтая энергия, которой, как я понимал, я был переполнен настолько, что чакры не могли ее вместить и удержать. Я чувствовал, что и все то, что на зоологии беспозвоночных нам рекомендовали беспощадно утилизовать, у меня приобретает свойства, подобные свойствам Бодхидхармы. Естественно, что ко всему этому я относился так же, как отнеслись бы монахи к векам Бодхидхармы заранее, если бы знали, что они им подарят.

Тем не менее матушку я очень ждал. "Хоть отдохну от этих внутренних разборок, и рассказать ей есть про что".

Но не тут-то было. В первый же вечер я почувствывал, что мне нельзя рассказывать о тех вершинах, к которым я иду. Завершение моего материалистического объяснения чудес, творимых Ури Геллером и Сатья Саи Бабой, опередила матушка:

– Тебе, наверное, нельзя рассказывать все сразу.

Но я все же закончил. Наказание последовало незамедли тельно. После разговора я вдруг увидел, что мой левый бок проз рачный. Все сказанное мной появлялось в районе селезенки, под нималось полукругом над головой и исчезало в районе печени или за правым полушарием. Пока вся сказанная мной информация не проходила передо мной в виде образов и бессловесной чувствен ной памяти сказанного, я испытывал неприятные чувства от незащищенности всего моего фаса. Бытовая информация стала проделывать тот же путь.

Я стал ждать, пока это все исчезнет, сократив общение с матушкой и окружающими до минимума, чем вызывал у многих из вестное отношение. Попытка объяснить матушке свои проблемы ни к чему не привела. То, что после простых разговоров я начинаю видеть вещи индуктивным зрением, т. е. ее глазами было, помоему, воспринято ей как моя психическая аномалия. Я был уверен, в том, что начинаю видеть вещи ее глазами, так как делясь душой с ней я становился ей духовно ближе, а это -условие помощи такому зрению.

Хуже всего было то, что выслушивая мои доводы, она молчала, не сопереживая активно душой, не давая мне быть с ней полностью открытым, чтобы моя психика "проветрилась". Ее филиал в моей психике и подсознании жил ее жизнью - циркулировал ее циркуляцией - в то время как я жил своей. Разность циркуляций, отношений ко всему окружающему, давала мне душевную боль и паранормальное видение мира, которые я давно был готов был променять на простоту.

Вскоре после ее приезда, когда мы шли на огород, у нас с ней произошел разговор.

– А как ты относишься к элементу хитрости в общении?
– спро сила она.

– Спокойно, если он не отражается на здоровье собеседника.

Этот мой ответ видимо дал матушке основание думать, что ее элемент хитрости на моем здоровье не отражается. И война нача лась.

Впрочем, внешне это было не войной. Война или ее проявления на эмоциональном уровне были только иногда. Все же остальное время было непонимание. Мое.

"Ладно, ты считаешь, - думал я.
– Но ведь счет, чтобы тебя не обманули, должен предполагать и наличие мнения или тех же прав в делаемом тобой, что и у тебя самой у того, с кем ты общаешься".