Иисус из Назарета
Шрифт:
Богач, взывающий из «гадеса» к Аврааму, говорит то, что многие люди говорят или желали бы сказать Богу: если Ты хочешь, чтобы мы верили Тебе, чтобы мы сообразовывали свою жизнь со Словом, открывающимся в Библии, тогда Ты должен выразиться яснее, Ты должен дать нам ясный знак. Пошли к нам кого-нибудь из мира иного, дабы он засвидетельствовал, что все так и есть, как Ты говоришь. Это требование явить знамение, предъявить доказательства бытия Божия, дабы Его присутствие в мире ощущалось более явственно, проходит через все Евангелие. Ответ Авраама, равно как и ответ Иисуса, данный Его современникам не только в этой притче, звучит совершенно определенно: тот, кто не верит Слову Священного Писания, тот не поверит и посланцу из мира иного. Высшие истины невозможно облечь в эмпирические формы,
Авраам не может откликнуться на просьбу богача и послать Лазаря в дом к его родным. Но тут нам невольно приходит на память другая история: история воскрешения Лазаря из Вифании, о которой повествует евангелист Иоанн. Что произошло тогда? «Тогда многие из Иудеев <…> уверовали в Него», — сообщает Иоанн (Ин 11:45). Уверовавшие иудеи отправляются затем к фарисеям, чтобы сообщить им о случившемся. Фарисеи и первосвященники созывают совет, дабы обсудить, что делать. На совете происшедшее рассматривается в политическом аспекте: новое умонастроение, возникшее в народе, не останется не замеченным римлянами, и тогда может возникнуть крайне опасная политическая ситуация. В результате синедрион принимает решение убить Иисуса. Так явленное чудо привело не к вере, а к ожесточению сердец (Ин 11:45–53).
Если мы попытаемся развить эту мысль далыие, то увидим глубокую связь между образом Лазаря, который лежал, покрытый струпьями, у ворот богача, и тайной Иисуса, Который «пострадал вне врат» (Евр 13:12), когда Его распяли, отдав на поругание толпы, а тело Его было «в крови и ранах». [50] «Я же червь, а не человек, поношение у людей и презрение в народе» (Пс 21:7).
Этот подлинный Лазарь действительно воскрес — Он пришел к нам рассказать об этом. Если мы будем рассматривать историю о Лазаре как ответ Иисуса на требование Его современников дать знамение, то мы увидим, что Его ответ полностью совпадает с тем, что Иисус всегда отвечал на этот главный вопрос. Так, у Матфея читаем: «…род лукавый и прелюбодейный ищет знамения; и знамение не дастся ему, кроме знамения Ионы пророка; ибо как Иона был во чреве кита три дня и три ночи, так и Сын Человеческий будет в сердце земли три дня и три ночи» (Мф 12:39–40). И то же самое мы находим у Луки: «…род сей лукав, он ищет знамения, и знамение не дастся ему, кроме знамения Ионы пророка; ибо как Иона был знамением для Ниневитян, так будет и Сын Человеческий для рода сего» (Лк 11:29–30).
50
Цитата из немецкого церковного хорала, написанного в 1656 г. Паулем Герхардтом.
Оставляя в стороне некоторые различия этих двух версий, отметим лишь одно: для людей знамение Божие явлено в Сыне Человеческом, в самом Иисусе. Оно дано в мистерии Пасхи, в тайне Смерти и Воскресения. Он Сам есть «знамение Ионы». Он, Распятый и Воскресший, и есть подлинный Лазарь: верить и следовать этому великому знамению Божию и призывает нас данная притча, которая больше, чем просто притча, ибо нам сообщается здесь о реальности, о сущностной реальности вселенской истории.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Великие образы Евангелия от Иоанна
До сих пор, пытаясь прислушаться к словам Иисуса с тем, чтобы лучше узнать Его, мы в основном опирались на свидетельства синоптических Евангелий (Матфея, Марка и Луки) и только в некоторых случаях обращались к Иоанну. Теперь настало время сосредоточить наше внимание на том образе Иисуса, который нам дается четвертым евангелистом и который во многих отношениях предстает совершенно иным.
Синоптические Евангелия показали нам, что тайна Богосыновства, тайна Его единения с Отцом является неотъемлемой частью образа Иисуса: она присутствует в каждый момент Его бытия и все определяет собою, хотя и остается при этом сокрытой в Его человеческой ипостаси; наличие этой тайны угадывалось Его бдительными противниками,
Своеобычность Евангелия от Иоанна, в котором вместо притч мы обнаруживаем великие речения, исполненные глубочайших образов, и в котором главное место действия, связанное с земным служением Иисуса, переносится из Галилеи в Иерусалим, дала основания современным исследователям сделать вывод о том, что этот текст — за исключением описания Страстей Христовых и отдельных деталей — не может считаться исторически достоверным и должен рассматриваться как более поздняя богословская реконструкция. Так, сложилось мнение, что четвертое Евангелие, хотя и является, несомненно, важным документом, свидетельствующим о дальнейшем развитии христологии, все же не может служить источником сведений об историческом Иисусе. Впоследствии, когда были обнаружены египетские свитки начала II века, которые доказывали, что это Евангелие было составлено еще в I веке, пусть и в самом его конце, попытки датировать его более поздним временем, чем другие Евангелия, были оставлены, что, впрочем, нисколько не поколебало мнения о том, будто это Евангелие не является историческим документом.
На развитие богословского толкования Евангелия от Иоанна во второй половине XX века большое влияние оказал вышедший в 1941 году комментарий Рудольфа Бультмана. Главный его тезис сводится к тому, что истоки ключевых положений Евангелия от Иоанна следует искать не в Ветхом Завете и не в иудействе времен Иисуса, а в гностицизме. Особенно примечателен следующий пассаж: «Идея вочеловечения Спасителя проникла в гностицизм не из христианства; эта мысль изначально гностична; скорее можно допустить, что она была воспринята христианством уже на самой ранней стадии и приспособлена далее к христологии» (Bultmann, 10 f.). И то же самое мы читаем в статье, опубликованной в третьем томе энциклопедии «Религия в истории и современности»: «Абсолютный Логос может происходить только из гнозиса» (RGG, 3, III, 846).
У всякого читателя естественным образом возникает вопрос: откуда это известно Бультману? Ответ Бультмана звучит обескураживающе: «И хотя общие очертания такого мировоззрения реконструируются по источникам, которые датируются более поздним временем, чем Евангелие от Иоанна, эти представления, несомненно, являются более древними» (Bultmann, 11). В этом важном вопросе Бультман заблуждается. Мартин Хенгель в своей тюбингенской лекции «Сын Божий» («Der Sohn Gottes»), расширенный вариант которой был опубликован в 1975 году, назвал подобные теории, обосновывающие существование в древности мифа о послании Сына Божия в мир, «псевдонаучным мифотворчеством» и аргументировал это следующим образом: «В действительности не существует ни одного дохристианского гностического мифа о „спасителе“, который был бы документально подтвержден источниками» (Hengel 1975, 53 f.). «Гностическое учение как явление духовной жизни обнаруживается не ранее I века по Р.X. и достигает своего развития лишь во II веке» (Ibid., 54).
Поколение исследователей Евангелия от Иоанна, пришедшее на смену поколению Бультмана, выбрало для себя совершенно иное направление, радикальным образом пересмотрев прежние позиции, о чем можно судить по книге Мартина Хенгеля «Иоаннов вопрос», в которой подробно и обстоятельно представлены основные разногласия, касающиеся этой проблемы. Если же мы посмотрим на интерпретацию Евангелия от Иоанна, данную Бультманом, уже с учетом результатов современных исследований, то мы увидим, что и высокая ученость не может уберечь от глубочайших заблуждений и ошибок. Но что говорят нам современные исследования?