Иисус Неизвестный
Шрифт:
…Узрите Сына человеческого, сидящего одесную Силы и грядущего на облаках небесных, —отныне – сейчас,
.
Мог ли Он за шесть часов до Голгофы все еще надеяться, что чаша сия пройдет мимо Него – царство Божие наступит «сейчас»? О, конечно, по нашему человеческому разуму, не мог! Если Он и говорит: «сейчас», то уже не на нашем, человеческом языке времени, а на своем, божественном, – вечности: «Прежде, нежели был Авраам, Я семь» (Ио. 8, 58). То, что во времени будет через века-эоны всемирной истории, – в вечности уже есть «сейчас». Это в кромешной тьме Агонии, – как бы солнце Воскресения уже возвещающий, крик петуха. Но если таков божественный для Христа, Сына Божия, смысл этого «сейчас», то есть у него, может быть, и другой, для Иисуса
Или! Или лама сабахтани! —
думают, что Он «зовет Илию»:
постойте, посмотрим, придет ли Илия спасти Его?(Мт. 27, 46–49), —
не совсем ошибаются: ведь и сам Иисус почти то же скажет или мог бы сказать (это по лицу Его, должно быть, верно угадано) распятому с Ним разбойнику:
ныне же, , сегодня – сейчас будешь со Мною в раю. (Лк. 23, 43).
Рай – царство Божие. Где – на земле или на небе, во времени или в вечности? Этого Он уже не знает, потому что земля и небо, время и вечность для Него сейчас – одно. [873]
Но если это будет завтра, на кресте, то, может быть, есть уже и сегодня, на Крестном пути. Атома надежды довольно, чтобы родилась из него вторая Агония, уже неземная, неизвестная нам, невидимая. Видимых – три: первая в Гефсимании, бывшая; вторая, настоящая, – на Крестном пути; третья, будущая, – на Кресте. Видимых три, а невидимых сколько? Этого и Ангелы не знают, но люди могли бы, должны бы знать потому именно, что люди – не Ангелы: как будто Он страдал; страдает и будет страдать не за нас, людей, не с нами, не в нас; как будто Он – не мы. Нет, мы слишком хорошо знаем, как Он страдал; если же не знаем, то потому, что отрекаемся от Него, как Петр; предаем Его, как Иуда.
873
R. A. Hoffmann Das Marcusevang., 587–588. – Это именно эсхатологическое значение Мт. 26, 54 = Лк 22, 69, кидающее такой страшный и неожиданный свет на «вторую Агонию», здесь, у Кейма, очень верно и глубоко понято: «Иисус несомненно считался с возможностью того, что час Второго Пришествия наступит для Него за часом смерти очень скоро » Следовало бы, может быть, еще усилить «с возможностью того, что эти два часа для Него совпадут ». Надо ли говорить, какой новый и глубоко проникающий свет падает для нас от этой возможности в душу человека Иисуса, на всем «Пути Страстей», Via Dolorosa?
XIX
«Авва Отче! все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо меня», – говорит Он, как дышит, каждый миг, с каждым шагом на Крестном пути, с каждым биением сердца и знает, что в следующий миг скажет: «Но не Моя да будет воля, а Твоя» (Мк. 14, 36). И будет каждое следующее «но» больней, чем предыдущее; глубже, все глубже, пронзительнее жало Агонии впивается в сердце.
Сколько Агоний – сколько ступеней бесконечно нисходящей лестницы в ад? Ниже, все ниже сходит в кромешную тьму. Но, как бы низко ни сошел, горнего света луч везде осияет Его; обвеет везде дыхание Духа – Матери.
Ты – Сын Мой возлюбленный; во всех пророках я ожидала Тебя, да упокоюсь в Тебе, ибо Ты – Мой покой. Моя тишина, —
говорит Сыну Матерь-Дух и в эту последнюю ночь, как в тот первый день служения Господня.
Если я пойду и долиною не убоюсь зла, потому что Ты со Мною(Пс. 22, 4), —
отвечает Матери Сын.
Вот как, должно быть, молился Господь в эту последнюю ночь перед Голгофой, лежа на соломе в темнице, избитый, поруганный, оплеванный.
Очи закрыл, и тише, все тише лицо. Спит? Этого не знают и Ангелы. Но если бы увидела Его матерь земная, то подумала бы, может быть, что и младенцем на руках ее так тихо не спал.
9. Суд Пилата
I
Когда же настало утро, все первосвященники и старейшины народа имели совещание об Иисусе, чтобы предать Его смерти.
Так у Матфея (27, 1), а у Марка (15, l):
тотчас, поутру, первосвященники со старейшинами и книжниками,
. [874]
Очень вероятно, что это второе, после ночного, необходимое, по закону, для смертного приговора, дневное заседание Верховного суда происходило уже не в доме Каиафы, а в месте более священном, близ «Величества Божия», – в храмовой синагоге, Bet-Midrasch, или «Палате Тесаных Камней», Lischkat Hagasit, той самой, где некогда отрок Иисус внимал учителям Израиля, может быть, сегодняшним судьям своим и убийцам. [875]
874
R. A. Hoffmann. Das Marcusevang, 600.
875
Maimon Sanhedrin, III: sabbatis et diebus festis sedit in Bet-Midrasch, in atrio gentium – Keim, III, 351.
«Все первосвященники,
, здесь, у Матфея, так же, как во всех евангельских свидетельствах, значит: «все родные и близкие первосвященников», [876] так что и здесь шапка-невидимка не снята с Ганана: может быть он и на этом дневном совещании, так же как и на давешнем, ночном, невидимо присутствует.
«Смертный приговор постановили», – кажется, значит: «постановили два приговора: один для Израиля, над „богохульником“, gidduphi, а другой для Пилата, над „царем Иудейским“, „возмутителем“:
876
Goguel, La vie de Jes., 491.
Он возмущает народ
. (Лк. 23, 5.)
II
Время дня обозначается с точностью у первых двух синоптиков (Мт. 27, 1; Мк. 15, 1) и IV Евангелии (18, 28), одним и тем же словом
, что значит: «на восходе солнца», около шести часов утра. [877]
Судя по внезапно наступающей в тот день, полуденной, как бы полуночной, тьме Голгофской, —
877
Солнечный восход в начале апреля, около 6 час утра – Keim III, 344.
тьма наступила по всей земле(Мк. 15, 33), —
солнце в то утро взошло мутно-зловещее, как всегда перед юго-восточным ветром, хамзином (khamsin). [878] Только что судьи, выйдя из палаты суда, взглянули на небо, как, может быть, подумали: «в первый день Пасхи, хамзин – недобрый знак!» [879]
«Хуже Черного Желтый», – говорили в народе; это значит: «тихий, желтый диавол хамзина хуже черного дьявола бурь». Очень высоко в небе проносящийся и земли почти недосягающий ветер из Аравийской пустыни гонит по небу облака пыли неосязаемой; только на зубах хрустит она, стесняет дыхание и воспаляет глаза. Где-то очень далеко пронесшегося, черного самума, хамзин – желтая, слабая, но все еще страшная тень. Стелется по земле и по небу, как дым от пожара, мутно-желтая мгла, и тускло-красное, без лучей, солнце висит в ней кровяным шаром. Вдруг, после ночной свежести, наступает тяжелый, как из печи пышащий, зной. В воздухе – едва уловимый, доносящийся с Мертвого моря, запах серы, асфальта, смолы, и еще другой, неуловимейший, как бы от падали. Никнут в поле травы и цветы. Утренние птицы, только что запев, умолкают. Жалобно блеют овцы, и мычат быки. С высунутыми языками бродят псы, и люди тоскуют, как перед неотвратимой бедой. Как бы довременного хаоса и Конца грядущего проходит по лицу земли и неба зловещая тень.
878
Furrer, Leb. Jes., 258. – Dalman, Jesus-Jeschua, 184. – Loti, Jerusalem, 175. – Lagrange, Marc. 432.
879
Очень вероятно, что Иисус распят в Пятницу, 15 низана, как у синоптиков, а не 14-го, как в IV Евангелии – Stapfer, III, 113–116 – Zahn, Evang. Johan.,631. – P. Schmidt, Geschich. Jes., 371.