Иисус. Жизнеописание Христа. От исторической реальности к священной тайне

Птифис Жан-Кристиан

Этот искусный рассказчик часто говорит притчами. В Ветхом Завете слово masal на иврите (по-арамейски – mathla, по-гречески parabole) означает рассуждение о мудрости или загробной жизни, представленное в форме аллегории, басни, аналогии, поговорки или загадочного изречения. Приукрашенная реальность такого рассказа начинает свое движение с реальной ситуации, затем продолжается в парадоксальном развитии и, пройдя наивысшую точку, ведет к духовному преображению человека. Иногда эти истории хорошо продуманы. Иисус-рассказчик хорошо владел искусством драпировать мысль в образы. Он отвечал на просьбы своих учеников о разъяснениях и давал им подсказки, но отказывался пояснять свои притчи слушателям, упрямо отрицавшим его миссию и послание. «Читая его притчи, – замечает Иоахим Иеремиас, – мы вступаем в непосредственный контакт с Иисусом». Действительно, притчи – особенно прочный материал, поскольку эти небольшие рассказы отпечатываются в памяти лучше отвлеченных понятий²³⁸.

Разве можно не найти в его сравнениях воспоминания о его прежней профессии строителя? Иисус приводит в пример мудреца, который построил

свой дом на скале, и глупца, который возвел свой дом на песке: первый мог устоять в дождь, в разливы рек и ветра, а другой рухнул, и разрушение его было великое²³⁹. Он рассказывает о ремесленнике, который всегда думал, прежде чем что-то делать. «Ибо кто из вас, желая построить башню, не сядет прежде и не вычислит издержек, имеет ли он, что нужно для совершения ее, дабы, когда положит основание и не возможет совершить, все видящие не стали смеяться над ним…»²⁴⁰ Возможно, воспоминание о двух товарищах по работе, одному из которых попал в глаз кусочек опилок или соломинки, заставило его задуматься о взаимной оценке, что он и приводит: «И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?» «Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить»²⁴¹.

Сучок, бревно: Иисус не отказывается от риторических преувеличений, часто сдабривая эти гиперболы долей юмора. Богатому сложнее войти в Царство Небесное, чем верблюду пройти сквозь игольное ушко²⁴². Это намек на название ворот Игольное Ушко в Иерусалиме, столь узких, что никакой верблюд не мог пройти сквозь них. Чтобы изобличить фарисеев, скрупулезно относящихся к мелочам, но пренебрегающих главным, то есть справедливостью, правдивостью, милосердием, он говорит, что они оцеживают мошку, но «поглощают верблюда»²⁴³. Он объявляет своим ученикам: «Если бы вы имели веру с зерно горчичное [самое маленькое изо всех возможных] и сказали смоковнице сей: исторгнись и пересадись в море, то она послушалась бы вас»²⁴⁴, или еще: «Если и горе сей скажете: поднимись и ввергнись в море, – будет»²⁴⁵. Цель преувеличений, которыми он намеренно пересыпает свои притчи, – удивить. Отсюда – немилосердный должник. Чтобы показать безмерность прощения Господня, он рассказывает об одном царе, который прощает одному из своих слуг 10 тысяч талантов, которые тот должен (а это – 100 миллионов денариев). Невероятный размер суммы поражает, когда выясняется, что в 4 г. до н. э. Галилея и Перея вместе должны были ежегодно платить римским завоевателям дань размером лишь 200 талантов. Стоит ли считать достоверными слова Иисуса, которые Ириней приводит, цитируя Папия: «Пресвитеры, которые видели Иоанна, ученика Господа, вспоминают, что слышали его рассказ, как учитель наставлял в те времена и говорил: „Придут дни, когда вырастут лозы, у каждой из которых будет по десять тысяч побегов, а у каждого побега – по десять тысяч ответвлений, а у каждого ответвления – по десять тысяч отростков, на каждом отростке будет по десять тысяч гроздей и на каждой грозди – по десять тысяч виноградин, а из каждой виноградины выйдет по двадцать пять мер вина… Так же точно из одного пшеничного зернышка произойдет по десять тысяч колосьев, каждый колос даст по десять тысяч зерен, а из каждого зерна выйдет по десять фунтов хорошей муки, белой и чистой…“»²⁴⁶ Можно заметить символическое значение числа «десять тысяч». Все это, конечно, должно означать, что Царство Небесное будет садом наслаждений и изобилия, похожим на Рай.

И как искусно он владел диалектикой! Используя приемы равви, стремившихся уличить его в ошибке, он отвечает вопросом на вопрос, смещает границы спора и меняет его цели, заставляя своих собеседников обратиться к их собственным сознанию и совести. В его речах часто появляются парадоксы, которые помогают осознать наиболее глубокие истины. Он покидает границы окружающей реальности, выходит за пределы буквального значения слов, чтобы добраться до сути. Когда возле колодца Иакова ученики предложили ему подкрепиться, он ответил им: «Моя пища есть творить волю Пославшего Меня и совершить дело Его»²⁴⁷. Ему говорят о биологических, телесных потребностях, а он преобразует их в потребности духовные! Его беседа с Никодимом уже позволила нам увидеть, как умело Иисус пользовался иронией. Это «Христова ирония», о которой говорит комментатор библейских текстов Жан Грожан, одна из черт, больше всего поражающих в его характере: «очаровательная насмешка», «доброжелательная» острота, «насмешливая игривость», «насмешливая торжественность», иногда «высокомерное осмеивание», ставящие на место его собеседников²⁴⁸.

Культура его времени

Иисус не ссылается только лишь на Писание, как это делают фарисейские учителя, но черпает свои слова из глубины народной культуры. Он приводит пословицы: «Что посеешь, то и пожнешь», «Не собирают смокв с терновника и не снимают винограда с кустарника»²⁴⁹, «Молодое вино должно вливать в мехи новые»²⁵⁰, «Дерево познается по плоду»²⁵¹, «Где будет труп, там соберутся орлы»²⁵². Он делает очень тонкие, но явные намеки на басни Эзопа, широко известные в греко-римском мире. Например, на «Тростник и оливковое дерево» (Лафонтен европеизировал ее под названием «Дуб и тростник»), когда спрашивает толпу о Крестителе: «Что смотреть ходили вы в пустыню? трость ли, ветром колеблемую?..»²⁵³ Или на басню «Рыбак, игравший на флейте»: рыбак подумал, что привлечет рыб музыкой, сыграл им на флейте, потом забросил свой

невод и вытащил множество рыб. Когда они стали трепыхаться, рыбак сказал: «Негодные вы твари: играл я вам – вы не плясали, перестал играть – пляшете» (пер. М. Гаспарова). Иисус легко переходит от этой басни к своим словам: «Но кому уподоблю род сей? Он подобен детям, которые сидят на улице и, обращаясь к своим товарищам, говорят: „Мы играли вам на свирели, и вы не плясали; мы пели вам печальные песни, и вы не рыдали“. Ибо пришел Иоанн, ни ест, ни пьет; и говорят: „в нем бес“. Пришел Сын Человеческий, ест и пьет; и говорят: „вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам“»²⁵⁴. Мораль его слов – приспособление морали басни к новым обстоятельствам: Креститель, возможно, поступал несоответственно этому времени, но Сын человеческий поступает соответственно времени. Вместо того чтобы практиковать аскезу, он ест и пьет, как и все. Однако его отвергают. Поступай как это поколение или не как оно, результат бывает один и тот же!

История о смоковнице, посаженной в винограднике, напоминает басню из повести об Ахикаре. Это древняя народная повесть, вавилонская по происхождению, в античном мире были известны несколько ее версий. Дерево, посаженное возле воды, не дает плодов. Владелец решает его срубить. Но дерево просит отсрочки: «Пересади меня, и, если я не принесу плодов, можешь меня срубить». Иисус превращает эту историю в рассказ о смоковнице, посаженной в винограднике: «Он сказал виноградарю: вот, я третий год прихожу искать плода на этой смоковнице и не нахожу; сруби ее: на что она и землю занимает? Но он сказал ему в ответ: господин! оставь ее и на этот год, пока я окопаю ее и обложу навозом, – не принесет ли плода; если же нет, то в следующий год срубишь ее»²⁵⁵. Отличие от басен в том, что растения и животные не разговаривают. Речь идет не о развлекательных литературных историях, но о замаскированных посланиях.

Две притчи, о пире, или о царской свадьбе (в которой, когда приглашенные не приходят и отказываются, хозяин или царь – в зависимости от версии рассказа – отправляет слуг искать по дорогам всех подряд, кто мог бы заполнить зал, – нищих и жалких, «злых или добрых»²⁵⁶), и о злом богаче и бедном Лазаре²⁵⁷, содержат элементы истории о «бедном писце и богатом мытаре Бар-Мажа – не», позже вписанной в Талмуд. Первоначально же это была египетская сказа о путешествии Си-Осириса (в одном из египетских сказаний Си-Осирис – сын бога Осириса и женщины, чье имя означает «благодатная». Его собственное имя означает «сын Осириса». – Ред.) по царству мертвых, которую александрийские евреи принесли на землю Израиля²⁵⁸. Увы, невозможно выяснить, как Иисус познакомился с этой культурой.

Слова бескомпромиссного пророка

В то же время неверным было бы сравнивать Иисуса с одним из тех философов-циников, которые ходили по деревням, проповедуя бедность. Иисус не Диоген и не Сократ. Ошибся бы и тот, кто делал бы из него кроткого миссионера или снисходительного учителя нравственности (сульпицианский Иисус!). Это настоящий пророк, который кричит, бранится, сыплет хлесткими обличениями. Так, он проклинает деревни, в которых жители слышали его слова и видели его чудеса, но отказались от его идей и призыва к покаянию: «Горе тебе, Хоразин! горе тебе, Вифсаида! ибо если бы в Тире и Сидоне явлены были силы, явленные в вас, то давно бы они во вретище и пепле покаялись, но говорю вам: Тиру и Сидону отраднее будет в день суда, нежели вам. И ты, Капернаум, до неба вознесшийся, до ада низвергнешься». Действительно, даже не надо ждать Страшного суда: от Хорази-на, Вифсаиды и Капернаума сейчас остались всего лишь развалины…

Иисус проклинает, чтобы стряхнуть с толпы ее духовное оцепенение. И тогда он начинает говорить в тоне характерном для Крестителя: «Род лукавый и прелюбодейный знамения ищет! […] О, род неверный и развращенный! Доколе буду с вами? Доколе буду терпеть вас?..»²⁵⁹ Он не бежит от своих противников, он на них нападает: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, […] змеи, змеиные отродья!» Он взыщет с них от крови Авеля до крови Захарии!²⁶⁰

Он не пренебрегает провоцирующей, иногда беспощадной манерой выражаться. «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну»²⁶¹. Главное – не грешить и предпочитать Бога всему, абсолютно всему. У него есть горячее, обжигающее требование: «Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником»²⁶². Нет, говорит он, он не пришел принести мир, но «меч»²⁶³, больше того – «огонь низвести на землю»! «И как желал бы, чтобы он уже возгорелся!»²⁶⁴ «Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку – домашние его»²⁶⁵.

Как эти жгучие слова, понятые в буквальном смысле, могли не возмущать общество, основой которого была семья и в котором Десять заповедей приказывали человеку почитать отца и мать? Они и были сказаны специально, чтобы задеть и заставить задуматься людей, увязших в рутине и предрассудках.

Однако этот же Иисус, полный сочувствия и бесконечного милосердия, зовет к себе всех жертв, всех, кому жизнь причинила боль: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко»²⁶⁶. И в этом нет никаких противоречий. Безграничная любовь радикальна и потому требует, чтобы ей подчинялось все.