Икар должен упасть
Шрифт:
– А с каких пор ты поломки на слух определяешь?
– Так ты поможешь?
– Это мне нужно будет на самый верх лезть?
– Да.
Валентина глубоко вздохнула:
– Ну ладно. Надо же тебя оттуда вытаскивать.
– Генераторы-то запускать умеешь?
– А знаешь, нет. – она продолжила подъём, всматриваясь в верхнюю часть лифта. – Останешься там сидеть, пока не взорвёмся! Или чёрт его знает, что с этим кораблём случилось…
– Ладно, понял. Молчу. Спасибо!
– Не за что.
Через несколько минут, тяжело дыша, она долезла до верха шахты, осматривая экран панели управления. Тот никак
– Всё хорошо? – послышался голос Уинстон.
– Да! У кого-то не хватило ума тут всё продумать!
– Промолчу, пожалуй.
В открывшемся углублении виднелся белый стержень, наполовину торчавший вниз.
– Ну хоть ты не вылети. – с некоторым усилием она воткнула его обратно. – Вот так. Отлично. Теперь… что теперь?
Экран управления не реагировал. Недовольно пробубнив себе что-то под нос, Валентина осмотрелась. Рядом со стержнем виднелась небольшая круглая рукоять, несколько ламп, две кнопки и короткая инструкция. Быстро её прочитав, она убедилась, что крепко держится за лестницу одной рукой, другой же взяла рукоять и провернула её на четверть оборота по часовой стрелке. После этого она потянула её на себя, вытащив стержень до упора, и резко вставила его обратно. Изнутри механизма послышалось мерное гудение.
– И теперь эту… – Валентина нажала первую кнопку. – И эту.
Вторая кнопка щёлкнула, как и первая, и также замерцала слабым светом. Экран загорелся, а лифт быстро поехал вверх, остановившись на уровне капитанского мостика.
– Спасибо! – вновь послышался голос Уинстона.
– Ага, должен будешь!
Валентина быстро спустилась до уровня мостика и вылезла из шахты через аварийный люк. На уровне пахло горелой проводкой, а половина ламп аварийного освещения даже не мерцали, а вовсе не работали. Дальше по коридору виднелись силуэты нескольких человек, бурно что-то обсуждавших.
– Ты меня знаешь. – Уинстон ждал её у входа в лифт. – Долг свой я обязательно отработаю.
Его голубые глаза отдавали усталым и нездоровым весельем, а лысина, что проглядывала через короткие русые волосы, покрылась испариной. Валентина опустила голову, на пару секунд закрыв руками лицо:
– Уинстон, это просто какой-то кошмар. Я не могу… я не представляю, как…
– Не ной. Мы справимся.
– Вот и я всем то же самое говорю, но я не… –она покачала головой. – Не уверена. Мне много чего снилось, но такое…
– Думаю, что понимаю тебя. Неужели мы все отловились?
Валентина пожала плечами:
– Я не знаю. Наверное. Погоди… – она принюхалась. – Ты что, пьян?
– Чуть-чуть. – Уинстон сделал характерный жест пальцами. – Зато мне норм. Ва-а-а-а-алли.
– Хватит! Генрих тебя убьёт, если узнает.
– Если мы все умрём, то какая разница? По крайней мере, я вполне… как он там говорит? Дееспособен?
– Ну да. – Валентина еле заметно улыбнулась. – Как-то так. Только постарайся держаться от него подальше. Идём?
– Да, идём.
На капитанском мостике в сумраке, что разбавлял
Невысокий, русый и голубоглазый Олександр Горобець, прозванный Мартой Воробьём, спорил с высоченным лысым афроамериканцем Уайтом с труднопроизносимым именем Оланреуоджу, из-за чего все обращались к нему просто по фамилии. Сам Олександр зарекомендовал себя, как человек с необычайно гибким умом, умеющим находить самые неочевидные решения для любой проблемы, при этом именно он всегда первым бросался на любую амбразуру. Уайт же слыл депрессивным обжорой из-за того, что в трудной ситуации не мог обойтись без лишней порции еды. Тем не менее, дело он своё знал, к тому же он мог вовремя образумить Олександра, когда решения последнего заходили слишком далеко.
Уинстон подошёл к мониторам на другой стороне мостика, мельком вслушиваясь в их болтовню о реакторе. Валентина прошла мимо и направилась сразу к Генриху:
– С чем мы имеем дело?
Тот вздрогнул и обернулся:
– А, Валентина. – он посмотрел на Уинстона. – Вы оба здесь. Хорошо. Мы… я… никто определённо не сможет заявить, что совершилось, и с чем мы имеем дело. Я вижу, тебя тоже… задело?
Валентина кивнула:
– Да. Сам как?
– Уже лучше, но… – Генрих поёжился. – Я был здесь, на посту, когда всё сотворилось. Мы говорили с Дином – он совершал плановый обход и находился в реакторном отсеке. А потом… тьма… – он развёл руки. – Ледяная. Необъятная, даже бесконечная. Бесконечно глубокая. Она словно вырывала меня из себя самого, разрывая мышцы, кожу, перемалывая мои кости. Я падал и падал и… падал, как будто угодил в сингулярность чёрной дыры, и… прости. Я обязан сберегать холоднокровие, но…
– Всё нормально, Генрих. – Валентина кивнула. – Я чувствовала то же самое. Мне хотелось кричать от боли, но я не могла даже вздохнуть.
Генрих опустил голову:
– Это было ужасно. Вероятно, мы попали под неведомое космическое излучение, или что-то схожее. Ионосфера солнца защищала нас от него, а тут мы оказались беззащитны и неподготовлены. Если верить системе, всё это продолжалось едва менее секунды, но эта секунда… передать ему продумать меры противодействия. – он поднял вверх указательный палец, быстро достал блокнот с ручкой и сделал соответствующую запись. – Сигнализацию отключил я. Это против правил, но…
– Ты правильно сделал. Спасибо. – Валентина погладила его по плечу. – После того, что произошло, она была невыносима.
– Да. Я пытаюсь составить полную картину ситуации на «Икаре», но… не могу. Мысли путаются. Мы точно знаем, что у нас великие проблемы с главным токамаком.
– С чем?
– С тороидальной камерой с магнитными катушками. С основным термоядерным реактором, итого. Мы бескомпромиссно теряем энергию. Уайт полагает, что камера элементарно разгерметизировалась. Олександр же, что произошло аварийное отключение из-за отказа дивертора, и теперь там чуть ли не как в четвёртом энергоблоке. В обоих случаях им нужен многоопытный сварщик в защитном костюме, а Филиси нет. Ты её видела?