Икарова железа (сборник)

Старобинец Анна Альфредовна

– Он мальчик больной, – испуганно сообщила старуха.

– Ничего. Не страшно.

7

Пятую фею попутает бес,Четвертая фея спрячется в лес,Третья заплачет по мертвой сестреИ ее сожгут на костре.Колыбельная

– Зачем

ты его привела? – зашипела Тася, когда Виноградов пошел мыть руки. – Он же отказник!

– И что?

– А то, что он недоразвитый! Ему «Споки» не продали.

У Таси было побелевшее от злости лицо. Такую Тасю Женя раньше не видела.

– Мне очень не нравится, когда ты так говоришь. Ведь он же не виноват, что у него такие проблемы. Его нужно, наоборот, поддержать…

– Но это его проблемы. А ты привела его к нам. В наш замок. А он… а он… – голос у Таси дрожал, – привел с собой кого-то невидимого!

Женя с трудом сдержала улыбку. Какая же Тася еще все-таки маленькая! Такое трогательное отсутствие грани между реальной жизнью и вымыслом. Она ведь и правда верит, что к ним в дом пришел «невидимый кто-то». Она боится этого незримого гостя, поэтому злится… Другие дети, наверное, тоже его «клюют» по этой самой причине. Они боятся. Они готовы поверить в его сумасшествие.

– Нет никакого невидимого Егора, – зашептала Женя. – Он думает, что видит его, но это просто фантазия, в которую он слишком сильно поверил. Но мы-то знаем с тобой, что на самом деле здесь только Коля. И Коля – болен, у него психическая болезнь, ему нужно помочь…

Она замолкла: Виноградов вернулся на кухню.

– Егор хотел бы познакомиться с Тасиным папой.

– А моя мама считает, что ты сумасшедший, – по-пионерски сказала Тася.

Он посмотрел на Женю усталым, совершенно не детским взглядом и спокойно кивнул:

– Мы знаем.

– Чай с конфетками! – фальшиво пискнула Женя. – Папу тоже сейчас позовем.

– Нет, он спит, не буди, не надо, – затараторила Тася.

…Пошла за ним, но Даня и вправду спал: на спине, в одежде, на застеленной кровати. Это было странно: обычно днем его невозможно было уговорить полежать, даже когда он болел. И на спине ненавидел спать. Она наклонилась и осторожно коснулась губами его лба – не горячий. Скорее наоборот. Какой-то слишком холодный. Как будто она поцеловала кусок пластмассы.

Как будто он неживой.

Но он дышал, конечно: грудь поднималась и опускалась ритмично. Она открыла настежь окно: в комнате густо пахло не успевшей подсохнуть краской. Ремонт в их спальне был уже, можно сказать, завершен. Она заметила, что Даня докрасил те места, на которые не хватило Medieval Red Wine. Свою спальню они вместе с Тасей назвали рубиновым залом.

Стены цвета рубинов.

цвета крови

Стены цвета вина, которое пьют из старинного кубка.

эти кубки бывают, кажется, в форме черепа

Дурнота подступила к горлу кисло-едким

ошметком. Что-то было неправильно, неестественно и в самой комнате, и в спящем в ней человеке. Из-за этого путались мысли и укачивало, как на серпантине. Словно легкая асимметрия, едва заметное нарушение пропорций. Голова занимает чуть меньше места на цветастой подушке, чем ты ожидаешь. Кисть, расслабленная во сне, должна бы свисать немного иначе. Указательный палец не может быть вровень с мизинцем, на рисунке это бы было ошибкой… Указательный палец должен быть немного отставлен, он как бы продолжает ладонь. И все тени… о Господи, неправильно лежащие тени. Они все должны быть чуть короче, и угол неверный…

Женя плотно закрыла глаза. Не бывает. Так не бывает. Это просто от нервов. Нарушение зрения. Сейчас все пройдет.

И действительно, когда открыла глаза, полегчало. Все нормально. Тени как тени. Пальцы как пальцы. Может быть, они все-таки зря остановились на этом винно-багровом цвете. Слишком он агрессивный, кричащий. Раздражает зрительный нерв.

Она чмокнула Даню в щеку (обыкновенная, очень даже теплая щека!) и вернулась на кухню к детям.

Виноградов и Тася сидели за столом молча и старательно не смотрели друг на друга. В идиотских чашках с котятами (Тася выклянчила год назад в магазине) остывал пахнущий половой тряпкой чай. Вроде только с утра заварила, и был такой ароматный, а теперь – как будто неделя этой заварке…

Тася крепко прижимала к животу «Споки», как будто защищая от какой-то угрозы. Виноградов равнодушно пожирал «коровок» из хрустящего пластикового пакета. На столе справа от себя он положил три развернутых конфеты, к которым не прикасался. Вероятно, для «друга».

– Даня спит. Будем пить чай без него, – сообщила Женя.

– Он не шпит, – Виноградов тискал во рту бежевую сахарную мякоть «коровки». – Его прошто нет.

– Бред! – взвизгнула Тася и замахнулась на Виноградова костлявой тоненькой ручкой. – Мой папа есть!

– Давай мы просто покажем Коле нашего папу, – примирительно встряла Женя. Она жалела, что притащила этого шизофреника, или кто он там, в дом.

– Нет! – взвизгнула Тася еще пронзительней. – Не будем показывать! Ему здесь не зоопарк!

Виноградов улыбался жуткой дебильной улыбкой. В уголках его рта застыл янтарный конфетный сироп.

– И твоего папы нет. И никакого замка здесь нет. Егорка знает, в какую игру ты играешь…

– Уходи! Уходи! Уходи! – заскулила Тася. – Мама, выгони их отсюда! Пусть они оба уйдут!

– Егорка хочет спеть вам песню про фей, – заявил Виноградов. – Каждая фея обнимет сестё-о-о-р, – загундосил он. – Вместе они разведу-ут костё-о-о-р, вместе в котле приготовят еду-у, вместе веночки сплету-ут в саду-у-у, вместе купаться пойду-ут в пруду-у-у… – Он пел, старательно вытягивая грязные губы в трубочку. – …Но пятую фею попутает бе-е-ес, четвертая фея спрячется в ле-е-ес, третья фея притаится в саду-у-у, вторая фея почует беду-у-у, а первую утопят в пруду-у-у, пятую фею попутает бе-е-ес, четвертая фея спрячется в ле-е-ес, третья укроется в чугунном котле-е-е, а вторую вздернут в петле-е-е…