Икона из скита
Шрифт:
– Не беспокойся, рыба здесь кишит. Не зря мои предки тут обосновались, из рыбы все делали: солили, вялили, бабы из нее стряпали пироги на полстола!? Вкуснотище!
Веревка, потирая ладони:
– Да! Я бы сейчас пирога поел! Эх, еще бы спирта стакан накатить, вот это был бы праздник! Хозяин, может, мне сходить за спиртом, а? Думаю, летчики уже проснулись. А что? Приехали отдыхать, так надо отдыхать, мы же рыбаки, а то могут нам и не поверить, на рыбалке и трезвые.
– Вот уху сварим, с летчиками за одним столом выпьем и сделаем то,
Веревка вытащил из голенища нож и, перед лицом хозяина стал им размахивать, с бахвальством проговаривая:
– А нам ворам, что по пьяни, что трезвыми – один хрен одинаково – воровская жизнь вольная жизнь!
Сильвестр Карпович безразличным голосом ответил:
– Придется у тебя нож забрать, а то готов им себя и нас зарезать.
– Нам, ворам, без ножа нельзя, закон не позволяет. Поживу я еще, начальник, поживу! Зачем грех на душу брать, нам и других людей хватает резать. В России барыг пруд пруди, всем ворам работы хватит, – и снова засунул нож за голенище сапога. Развел в стороны руки и ими громко хлопнул, тут же ударив рукой по голенищу сапога, изобразив плясуна.
Курт с недовольным лицом наблюдал картину разговора хозяина с Веревкой, не выдержав, вышел из избы. Сильвестр Карпович последовал за ним, в дверях остановился:
– Артист из тебя никудышный, ноги кривые. Спляшешь гопака на своих похоронах, за летчиками не заржавеет, быстро тебе клифт испортят…
Сильвестр Карпович, идя к реке, не проронил ни слова, Курт тоже. Каждый думал, что «отдых на рыбалке» мирно для всех не закончится. Причина – золото. И первым, кто захочет им завладеть, будет Веревка.
Курт не выдержал молчание:
– Ты спал?
– Какой тут сон, ты же видишь, что он творит. Опасаюсь, летчики угостят его спиртом, вот тогда точно нас зарежет. Зэк он и есть зэк, ни флага, ни родины.
– Я тоже об этом подумал. Не спать – это полбеды, терпимо. А как на пароход сядем, сразу устроит концерт!
– Мне кажется, он хочет быть среди нас главным, нагло себя ведет, диктует свои воровские понятия. У тебя пистолет, конечно, если мечтаем попасть за границу. – Курт высказал слова специально, подталкивая хозяина на решение убить Веревку с казначеем.
– С летчиками разберемся, там поглядим, зависит от обстоятельств. Понимаю, тянуть с зэками нельзя.
Проверили сеть, пойманную рыбу почистили на берегу, из катера взяли котелок, налили из реки воды и вернулись в дом. Сильвестр Карпович, подавая котелок казначею, хмуро сказал:
– Смотри, не пролей, а то сам пойдешь на реку за водой.
Веревка, прохаживаясь по избе, обрадовался пойманной рыбе:
– Еще бы в уху положить лучка, укропчика да картошечки! Да накатить стакан спиртяшки! Ух!
– Не барин, без пряностей похлебаешь. Что стоите, руки в брюки, вам никто ухи не сварит, идите, разводите костер и рогатину сделайте, а то котелок уроните, – видя, что зэки не торопятся, решил идти
Веревка подошел к окну:
– Ты гляди-ка, а хозяин с Гитлером мудрят, не заметил? Держат нас за лохов, печенкой чую, видать, приняли решение нас завалить. Ведут себя смело. А что? Будь я на их месте так бы и сделал. Я вот ночью лежал и кубатурил: летчиков вальнём, хозяин за нас возьмется.
Иван подошел к нему:
– Я это понял еще в лодке, когда он за волыной потянулся, хотел нас скопом вальнуть, да побоялся.
– Значит, мы их первыми вальнем – в хате у летчиков. Как говорится, под шумок. Я дам тебе знак – кивну головой, ты валишь Гитлера, а я хозяина – и в дамки! – говорил азартно. – Будь с Гитлером поближе, – и положил руку на грудь. – На душе неспокойно, сердце жмет, то ли и вправду нам, грешникам, нельзя брать в руки иконы.
Казначей улыбнулся во весь рот:
– Чушь это все, бабкины сказки! Я всю жизнь крал иконы и впаривал барыгам. И, как видишь, живой?
– На воле иконы другие, а тут старообрядческие. Слышал, что хозяин рассказывал, у них в поселке даже имелся свой «вор в законе», видать, дерзкий был мужик, наш брат зэк. Народу вешал лапшу на уши, прикрываясь чудотворными иконами, – немного помолчав, почесав затылок. – А может, и вправду они чудотворные. – Веревка последние слова сказал непонятно кому: себе или казначею.
– Ты же не верующий Фома, а сейчас к Богу потянулся. Определись, не по понятиям живешь.
– Определись? Вот я и думаю, как тут разберешься. С подельниками и то проблема, надумают воткнуть под ребро перо, не заметишь. Пойдем лучше к ним, все меньше времени дадим им общаться.
И вышли из дома. Веревка подошел к костру. Сильвестр Карпович как раз опускал куски рыбы в котелок, Курт подбрасывал в костер сухие ветки.
– Хозяин, я тут своим воровским умом подумал. К летчикам толпой пойдем, зачем тебе одному соваться, там и ухи поедим, и повод есть – летуны на спирт приглашали. А то мало ли что случись, расколют они тебя, за нас возьмутся. У них за пазухой волыны, перестреляют нас как куропаток, а револьвер только у тебя одного.
– Можно и так, – неохотно ответил хозяин. – Только ведите себя по-людски, чур, к девушке не приставать. Знаю я вас оголодавших.
– Ты что, начальник, думаешь, мы съехали с катушек? Да с нашим золотом девчонки сами будут прыгать к нам в кровать. Недолго осталось, потерпим! – обрадовался Веревка, что его план одобрил хозяин.
– Твоими устами да мед пить, – пробурчал ему в ответ, мешая поварешкой в котелке уху. – Вы что стоите, руки в брюки, не на курорте, готовьте чашки, ложки, уха скоро сварится, не барана варим. Ну и компания подобралась? – высказал им претензию. – Поторапливаться надо и пойдем, благословясь, еще бы пароход не просмотреть, а то останемся в ските до седьмого пришествия…