Икона
Шрифт:
Но слишком поздно. Пятнадцать минут спустя он добрался до машины, а через двадцать уже мчался по дороге. Через двадцать пять минут после выстрелов он был уже на шоссе, влившись в поток сотен других машин. К этому времени местный полицейский снимет показания и по радио попросит прислать детективов.
Спустя шестьдесят минут после выстрелов Механик перебросил чехол с ружьём через парапет моста, выбранного им заранее, и смотрел, как он исчезает в чёрной воде. Затем он отправился в долгую дорогу домой.
Первые
Его машина стояла в переулке, выходящем на улицу Академика Королева, и Монк видел через переднее стекло главное здание на другой стороне улицы, а за ним шпиль Останкинской телебашни. Когда он увидел, что на этот раз приближаются огни целой колонны грузовиков, он выключил двигатель, и выдававшая его струйка дыма исчезла.
Грузовиков было около тридцати, но только три въехали на парковку перед главным зданием. Оно представляло собой огромное сооружение, с основанием в пять этажей, шириной в триста метров, с двумя подъездами; верхняя часть, шириной в сто метров, насчитывала восемнадцать этажей. Обычно в нём работали восемь тысяч человек, но на Новый год там оставалось менее пятисот, которые обеспечивали непрерывную трансляцию на всю ночь.
Вооружённые, одетые в чёрное люди соскочили с трёх грузовиков и побежали сразу же в вестибюли. В считанные секунды находившиеся в вестибюлях сотрудники были поставлены в ряд у стены под дулами автоматов; всё это было прекрасно видно из темноты. Затем Монк увидел, как их куда-то увели.
Внутри главного здания охваченный страхом швейцар провёл передовую группу прямо в коммутационный зал, приведя в изумление операторов, а один из пришедших, бывший телефонист, отключал все линии связи.
Один из черногвардейцев выбежал из здания и фонариком посигналил остальной автоколонне; и они заполнили всю парковку и окружили главное здание кольцом, готовым к обороне. Ещё сотни черногвардейцев выскочили из машин и ворвались внутрь.
Несмотря на то что Монк мог рассмотреть только расплывчатые силуэты в окнах верхних этажей, он понимал, что черногвардейцы обыскивают этаж за этажом, отбирая мобильные телефоны у испуганных ночных дежурных и бросая их в брезентовые мешки.
Слева от Монка располагалось небольшое служебное здание, тоже входящее в ТВ-комплекс, где находились бухгалтерия, отдел планирования, хозяйственный отдел, все сотрудники которых ушли домой встречать Новый год. Здание было абсолютно тёмным.
Монк взял телефон и набрал номер, который уже знал наизусть.
— Петровский слушает.
— Это я.
— Где вы?
— Сижу в ледяной машине около «Останкино».
— Ну а я — в относительно тёплой казарме с тысячью молодых людей, которые вот-вот взбунтуются.
— Успокойте их. Я смотрю, как «чёрная гвардия» захватывает весь телекомплекс.
Наступило молчание.
— Не
— Ладно. Итак, тысяча вооружённых людей в чёрной форме, прибывших на тридцати грузовиках с повёрнутыми вниз фарами, имели задачу захватить «Останкино» и держать сотрудников под дулом автомата. Именно такие их действия я и наблюдаю из машины.
— Господи Иисусе! Он действительно пошёл на это?!
— Я говорил вам, что он безумен. Но он может победить. Найдётся в Москве сегодня кто-нибудь достаточно трезвый, чтобы защитить государство?
— Дайте мне свой номер, американец, и отключите телефон.
Монк дал ему номер. Силы законности и правопорядка будут слишком заняты, чтобы выслеживать движущиеся машины.
— И последнее, генерал. Они не прервали запланированные передачи — пока. Они позволят прокручивать записанный материал как обычно, пока не будут готовы.
— Я вижу. Сейчас я смотрю первый канал. Казачий ансамбль песни и пляски.
— Запись. Все передачи идут в записи. Теперь, полагаю, вам нужен телефон.
Но генерал-майор Петровский уже положил трубку. Он ещё не знал, что через шестьдесят минут его казармы будут атакованы.
Было слишком тихо. Кто бы ни планировал штурм «Останкино», он составил прекрасный план. По обе стороны улицы стояли жилые дома, почти во всех окнах горели огни, жильцы, сняв пиджаки, с бокалами в руках смотрели передачи того самого ТВ, которое было тихо захвачено всего в нескольких сотнях метров от них.
Монк в это время изучал дорожную карту района Останкина. Выехать сейчас на улицу означало бы нарваться на неприятности. Но позади него раскинулась целая сеть проулков между строительными площадками, по которым в конце концов можно было, двигаясь в южном направлении, добраться до центра города.
Логично было бы сократить путь, следуя по проспекту Мира, главной дороге к центру, но он подозревал, что эта дорога сегодня также не место для Джейсона Монка. Не включая фар, он развернулся на сто восемьдесят градусов, вышел из машины и, присев за капотом, выпустил всю обойму своего «зауэра» по грузовикам и зданию Телецентра.
В двухстах метрах от него выстрелы прозвучали не громче выстрелов ракетниц, но зато пули преодолели это расстояние успешно. Три окна в здании разлетелись вдребезги, ветровое стекло грузовика раскололось, а удачный выстрел поразил черногвардейца в ухо. Один из его сослуживцев не выдержал и осветил ночь веером пуль из своего штурмового «Калашникова».
Из-за сильных морозов в Москве совершенно необходимы двойные рамы на окнах, и поэтому за шумом телевизора многие жители ничего не услышали. Но «Калашников» разнёс три окна в жилом доме, и из домов начали выглядывать испуганные лица. Некоторые тут же исчезали, чтобы позвонить и вызвать милицию.
Несколько черногвардейцев направились к тому месту, где находился Монк. Он быстро сел в машину и помчался прочь. Он не включал фары, но боевики услышали шум мотора и несколько раз выстрелили ему вслед.