Икона
Шрифт:
— Отец?
Он обернулся, несмотря на всю свою осторожность: обращались явно к нему. В трех метрах от него стоял крепкий молодой человек с квадратным лицом. Под дешевым, неловко сидящим пиджаком Андреас не увидел, а скорее почувствовал оружие.
— Андреас Спиридис? — произнес молодой человек уже менее уверенно.
Неужели сейчас? Сколько раз за последние пятьдесят лет случалось с ним подобное, и тогда приходилось только догадываться, не настало ли время платить по старым счетам. Тело его напряглось, но сознание оставалось спокойным.
— Я Спиридис.
— Мистер Драгумис послал
Андреас немного расслабился. Сомнительно, чтобы Фотис захотел пристрелить его прямо в аэропорту.
— Как вас зовут?
Этот вопрос всегда заставал их врасплох, этих посыльных. Важно было ввести другого в замешательство, при этом самому сохраняя присутствие духа. Он не сообщал Драгумису о своем приезде, но это ничего не значило. Фотис знал все.
— Николас. Я работаю у Драгумиса; он вас ждет. — Английский язык для него явно не был родным. Какой же в таком случае? Не греческий, но какой-то из знакомых Андреасу. — Мне поручено доставить вас на ужин.
— Я должен кое с кем встретиться.
— Мистер Драгумис договорился по телефону с вашим внуком. Он тоже там будет.
Русский. Почти наверняка.
— Понятно. Ну что ж, похоже, он обо всем позаботился.
Николас кивнул.
— Пожалуйста, следуйте за мной.
Сопровождаемые грохотом реактивного самолета, раздававшегося прямо у них над головами, они прошли на стоянку к большому голубому седану, разумеется, американскому. Николас открыл правую заднюю дверь, но Андреас заколебался:
— Я бы предпочел сесть впереди.
Русский нахмурился. Это пожелание явно нарушало его понятия о профессионализме. Захлопнув дверцу, он открыл пассажирскую дверь впереди. Сняв серую шляпу, Андреас скользнул внутрь, в мягкий уют кожаного кресла.
Куинс всегда действовал на него депрессивно. Клубок хайвеев, месиво складов и дешевых многоквартирных домов, брошенные машины, ржавеющие на разбитых дорогах. Только время года слегка улучшало впечатление: грязная слякоть и ядовитый смог предыдущих визитов сменились чистым весенним воздухом и кустами форзиции, тянущими свои ветки через сетчатые изгороди вдоль кварталов кирпичных домов.
— Вы здесь живете? — спросил Андреас.
— Подальше. В «маленькой Одессе», как ее называют.
— Вам здесь нравится?
Николас пожал плечами:
— Лучше, чем там, откуда я родом.
— Давно здесь?
— Два года.
— Английский выучили до приезда сюда?
— Немного. В основном здесь.
— По-гречески говорите?
— Не очень. — Он свернул на бульвар Астория. — Почти не говорю. Нет.
— Мистер Драгумис предпочитает нанимать людей, не говорящих по-гречески, не так ли?
Николас едва заметно улыбнулся.
Они свернули на Двадцать первую улицу, затем сразу налево и остановились около белого, обшитого досками здания. Место ничем особым не выделялось, за исключением множества розовых кустов на узкой полоске земли перед домом. С улицы дом казался небольшим, хотя на самом деле он выдавался далеко в глубь участка. С одной стороны его находилось здание склада, с другой — ресторан, пользовавшийся некоторой известностью. И тем и другим владел Фотис. Андреас уже бывал здесь. Осмотрев розовые кусты, на которых еще даже не появились бутоны, он прошел
— Друг мой, — заговорил Фотис с искренней теплотой, — мой старый, дорогой друг.
Здороваясь, они сжали друг другу обе руки: так делают счастливые дети — и немощные старики. Андреаса всегда удивляла теплота, которую испытывал к нему его старый босс, его союзник и соперник. Уголки глаз Фотиса увлажнились. Обнажив в широкой улыбке зубы, вероятно, стоившие ему целого состояния, он осмотрел своего товарища с головы до ног. Вдруг лицо его стало жестким, он метнул яростный взгляд на русского:
— Ты, осел, не мог пальто у него взять?
Чернобородый, бормоча извинения, помог Андреасу снять тяжелое серое пальто. Фотис оценивающе посмотрел на черный костюм и белую рубашку, застегнутую на все пуговицы.
— Ты выглядишь как священник.
— Твой человек принял меня за священника.
— Конечно, неудивительно — в такой одежде. Садись, садись. Кофе, коньяк?
— Просто воды.
Не дожидаясь указаний, чернобородый выскользнул через заднюю дверь кабинета.
С выражением удовлетворения на лице Фотис уселся в скрипнувшее кресло, откинувшись на спинку и сжав руки перед собой. Теперь Андреас мог как следует его рассмотреть. Великолепного покроя красно-коричневая куртка, простеганная затейливым узором, скрывала худобу тела Фотиса. На ногах тапочки, коробка турецких сигарет на столе около локтя. За его спиной, приставленные к стене, стояли несколько полотен в рамах. Вообще, похоже, картин в комнате значительно прибавилось со времени последнего визита Андреаса, и, несмотря на скудное освещение и свою неосведомленность в живописи, он был удивлен, что многие из них представляют значительную ценность. Зимний пейзаж. Небольшого размера, по виду очень старая работа религиозного содержания — Благовещение или что-то в этом роде. Из темного угла бросал отблески золотой оклад — это могла быть только православная икона. Его друг был многолик, ему нравилось примерять разные роли: Фотис — шпион, Фотис — подвергающийся гонениям политический деятель, Фотис — респектабельный бизнесмен. Теперь, похоже, он играл в коллекционера.
— Как долетел? — спросил Драгумис, перейдя на их родной язык.
Андреас пожал плечами:
— Долетел — это главное.
— Старикам трудно летать, а ведь ты моложе меня. Теперь для меня и раз в год слишком много. Возможно, этой весной я уже не увижу Грецию.
— Мне кажется, ты все-таки решишься.
Чернобородый вернулся со стаканом прохладной воды — как раз такой, какую любил Андреас.
— Все, Антон, — сказал Фотис, и русский снова вышел.