Икра будущего
Шрифт:
Спросил Егор как-то вообще безнадежно. Я не сразу ответил, сделал вид, что размышляю.
— А, Дэв?
— Вполне… вполне себе, наверное. Не исключено. Я читал, что раньше смертельно больных людей замораживали. Чтобы вылечить их в будущем. Я думаю, что такое можно проделать и с мрецами. Заморозить сейчас, хранить в пещерах, пусть дожидаются, пока человечество снова наберет силу.
— Точно? — спросил Егор.
— Конечно. Надо верить в лучшее.
— Это правильно. Папка верил. Тоже надеялся — что если все это остановится, то мать поправится. Он для этого и искал эту
— Ее могли уже и остановить, — напомнил я. — Ты сам мог. Бросилась на тебя какая-нибудь мречиха с гнилыми ушами, а ты ей…
— Нет, — сказал Егор уверенно. — Этого не могло случиться. Я знаю.
Дальше Егор молчал.
Из хорошего металла не делают гвоздей.
Глава 11
Поверхность Дня
Первым заметил свет, конечно же, Егор.
У меня от долгого пребывания под землей опять расстроилось зрение, все-таки глаза любят солнце. Шахтеры, они люди привычные, под землей рождаются, под землей умирают, а у меня вот поползло. Сначала в красное, и некоторое время меня настораживал неожиданный красный отблеск в улыбке Егора, потом я съехал в черно-белое и почти час не видел почти ничего, кроме мерцания сдвоенных ламп. Потом Егор погасил свой и указал пальцем вперед, вдоль рельс.
Свет. Вдалеке, дневной, белый, солнечный.
— Выход… — выдохнул Егор. — Там…
Скелет не обманул. Выход.
Тоннель расходился широким раструбом, похоже на разорванный ружейный ствол, когда пороху пересыпали, а пуля не успела вылететь. Тут тоже что-то взорвалось, в стенах завязли обрывки вагонов, громоздились колеса, куски железа, свисали длинные черные сосульки. Свет шел сверху, оттуда же внутрь вползал широкими лапами снег.
— Опять в мороз лезть… — поежился Егор. — Скелет говорил, тут тепло, а холодища как везде. Надо было в зимнее одеваться.
— Здесь тепло, — возразил я. — Смотри на сосульки. Снег тает. Смотри.
— Слышь, Дэв, а кто такой маркшейдер? Он что делает, а?
— Определяет границы.
— У чего?
— У всего. Вперед, осталось… Почти ничего не осталось.
Мы, оскальзываясь на снегу, выбрались на землю. Хотелось бы чего-нибудь почувствовать, волнение, трепет там всякий, но ничего, ничего, будь все проклято.
Снег сделался рыхлым и крупчатым, послушно сминался под ботинками, шагать легко и приятно. Я первым, Егор за мной. Тепло и солнечно, снег таял и собирался в ручьи, они змеились под ногами, собирались и снова разъединялись, ныряли с шумом в земельные дыры, в подвалы домов, в люки. Прав был Скелет — заливает. Все зальет, сначала Верхнее Метро, затем шахтерские бескрайние тоннели, затем метро Нижнее, и ухнет все в злые и темные воды Московского моря, забыл спросить у Скелета, есть ли оно на самом деле.
За спиной поднималась к небу серо-белая муть, в ней клубились метели и властвовал мороз. За спиной оставалась зима. Сюда она пробиралась длинными лапами снежных щупалец, но справиться с теплом окончательно у нее не получалось. Снег таял и собирался в ручейки, исчезавшие в воронках и подвалах. Полукругом поднималась ввысь белая ледяная стена, а здесь было тепло, и даже цветочки
— Уже близко? — спросил Егор.
— Да. Надо отдохнуть.
— А может, наоборот, поспешим? Тут ведь недалеко…
Егор поежился.
— Поспешить мы всегда успеем. Надо перекусить. Или ты с едой больше не дружишь?
С едой Егор дружил всегда. Мы выбрали место поспокойнее, возле стены, и немного посидели без дела — чтобы желудок вспомнил о еде, чтобы шевельнулся.
— Погода хорошая, — сказал Егор. — Солнце как летом…
Он повернул к солнцу лицо, пошевелил им в разные стороны. Бледный.
— Скелет говорил, что зима только к востоку, а на запад если идти, то наоборот, там тепло. Давай потом на запад, а?
— Скелет вообще много чего говорил, — напомнил я. — Ты просто не все слушал. Он говорил, что прореха, что вся погань на запад расползается и на юг, а потом уже по всем остальным местам. Поэтому здесь так пусто.
— Ясно. Обратно пойдем — возьмем у шахтеров еды, — Егор начал мечтать по второму кругу. — Они все равно всю не вывезли, а мы запасемся. Вот такую же тележку возьмем, впряжемся и поедем. И патронов возьмем. И всего-всего…
Я достал из рюкзака консервы. Четыре банки остались. Тучный тушеный кролик, не так много взял. Надо будет тоже завести кроликов, чрезвычайно полезный зверь. Питается травой подножной, а мясо набирает вполне себе вкусное. И быстро. И шкура теплая, на зиму отличные шубы можно делать. Кролик — это существо из будущего…
Егор уже привычно забурчал животом.
— Есть еще хлеб, — я вытряхнул на блюдо овсяную буханку. — И морковный сок.
Запасы королевские.
Егор занялся костром, устроил из трех битых кирпичей очаг, заполнил его мусором, поджег. Я срезал с банок крышки. Тушеный кролик выглядел великолепно. Наверное, я слопал бы его и холодным. Холодным, руками, без всяких вилок, по-дикарски. Но сегодня был особый день, и я хотел, чтобы все выглядело особо. Достал серебряные миски и серебряные ложки.
Егор поглядел на меня с удивлением.
— Надо иногда себя баловать, — пояснил я. — А то вся жизнь у нас какая-то… Неправильная. Нечеловеческая совсем, без расстановки.
— Да, наверное…
Я раздул огонь, установил банки на огонь, и через минуту мясо забулькало и распустило в стороны запах.
— Питаться надо горячим, — сказал я. — В этом суть человечности.
И выковырял мясо из своей банки в миску, накрошил хлеба и хорошенько перемешал, чтобы хлеб пропитался соком и получилась настоящая питательная каша.
Егор сделал также.
Мы чокнулись ложками и стали есть. Егор торопился, и мне пришлось приложить его по лбу, чтобы он вел себя как должно.
Я не спешил, стараясь запомнить вкус каждого куска. И запоминал.
— Приятно… — Егор облизался. — Давно так вкусно не ел, особенно на воздухе. А когда все закончится — мы всегда так будем обедать? Да? Правда?
— Ага.
— Ага… — Егор принялся протирать горбушкой консервное дно. — Так все и будет… Каждый день, утром и вечером, да?