Икра будущего
Шрифт:
— Да.
— Вот и будешь стрелять. А я сети плести. Раз в пять лет к нам будут приходить. Молодые, с горящими глазами, с твердой рукой. Идущие спасать мир. Мы станем кормить их пирогами с рыбой, рассказывать истории и показывать карты. Карты инферно.
— Ты их и детям покажешь.
— Что?
— Детям, да. Ты разве не хочешь детей?
Я как-то про это не думал, если честно. Мне казалось, что… Что жизнь закончилась. Не знал… То есть не думал. Дети. Это да…
— Все-таки дурак, — покачала головой Алиса.
Я натянул веревку, привязанную к кормовому веслу, устроился в кресле и повел плот на север. Не скажу, что плот умел хорошо
Алиса вязала, Егор лежал в палатке и смотрел в потолок, под которым покачивалась пластиковая рыбка. Егор молчал и почти не мигал, совсем не шевелился, у него был сломан позвоночник. Я не знал наверняка, но признаки очень похожие — руки и ноги не шевелились, глаза не шевелились, общее одеревенение организма. Что делать с этим, я тоже не представлял. Рядом с Алисой уже не заживали царапины, надеяться на то, что она как-то повлияет на Егора в плане здоровья, нельзя, но это тоже ничего. Все будет в порядке. Мы отыщем врача. Нашего, китайского, еще какого, вряд ли они перевелись под корень. Кто-то ведь летает на самолетах? Значит, и лечить кто-то еще умеет. Починим Егора, станет бегать, станет прыгать.
Починим. Слона ему построим, дом в виде слона, с печкой, с разноцветной раскладушкой, Жуку будку устроим, все будет.
Я сидел в кресле на носу, рулил. Привязывал руль, занимался другими делами, проверял веревки, проверял бутылки, варил еду, разговаривал с Алисой.
Вода оставалась грязная, мутная, с обилием желтой взвеси, ее не пил даже Жук, приходилось фильтровать. Я ставил на фильтр двадцатилитровую бутыль, и на выходе получалась жидкость уже чуть менее мутная, я подзывал Жука, наливал ему в миску, Жук отворачивался. Тогда я заправлял воду в другой фильтр, более тонкой очистки, и получал воду уже прозрачную, сквозь которую можно было легко смотреть на солнце. Но и эту воду Жук не жаловал, и тогда я сливал ее в котел и кипятил, упаривая на треть. Эту воду Жук уже хлебал, даже не остывшую.
Вместе с нами несло мусор, по большей части непонятный и бесполезный, но встречались вещи вполне себе пригодные, я вылавливал их с помощью багра и втаскивал на борт. В основном деревянные обломки, мебель, ветки деревьев, я собирал всю эту дребедень и раскладывал на железных прутьях возле огня. Часто попадались выдры. Никогда не предполагал, что природа так богата выдрами, вот удивление, сотни выдр, по большей части дохлые, но встречались и живые. Они плыли на старых покрышках, на островках мусора, завидев плот, выдры устремлялись к нам и устраивались на сетках с бутылками, сушили шерсть. Если бы не Жук, я думаю, плот превратился бы в выдровую баржу, Жука выдры побаивались.
Пару раз попадались автомобили. Не думал, что они умеют плавать, но некоторые действительно не тонули. Держались, покачиваясь на плавных волнах, приближались к нам, руководствуясь законом всемирного притяжения. Я запрыгивал на них, проверял, не осталось ли горючего или других полезных вещей, но машины были пусты. Я отталкивал их багром, пробивал обшивку, и автомобили, выдохнув захваченный воздух, уходили на дно, нечего им тут болтаться, еще прицепятся.
И корабль.
Алиса крикнула, что призрак, я и сам так сначала подумал, черный вытянутый силуэт, он шагнул точно ниоткуда, наверное, всплыл, вознесенный талыми водами или издалека откуда пригнало, в разлив и не такое
Корабль долго держался за нами, иногда подходя слишком близко, нависая громадиной, перегораживая ветер. Нас неприятно тянуло к нему, мне это совершенно не нравилось, корабль выглядел… Мрачно. Наверное, мы все-таки прилипли бы к нему, но корабль-призрак лязгнул и остановился, скорее всего, зацепившись за одну из крыш. Видимо, пропорол днище, он стал захлебываться и тонуть, заваливаясь на бок и зарываясь носом. Воздух выдавливался водой из внутренних помещений, отчего корабль завыл, совсем как живое существо, наверное, так стонали раненые киты.
К нашей удаче ветер усилился, я поплотнее поймал его в парус, и скоро мы корабль уже не видели. Но слышали еще долго. Стоны, и вздохи, и другие движения души.
Город остался позади. Мы проплыли над Кольцевой, оставив позади крыши и острова городских холмов, миражами выступавшие на горизонте, теперь вокруг нас оставалась лишь водная гладь, от горизонта до горизонта. Приближался вечер, сумерки, самое опасное время для жизни. Но здесь было тихо. Я оглядывал простор и не видел ничего, кроме мусора и ранних звезд.
Мы сидели рядом, молча, смотрели на небо. Я держал руку Алисы в своей, ладонь у нее была маленькая и приятная. Звезд становилось все больше и больше, они мерцали как наверху, над головой, так и под ногами, муть, растворенная в воде, постепенно оседала, и звезды теперь в ней отражались, нас окружали звезды, не хотелось ни двигаться, ни говорить. Но Алиса сказала. И я ей ответил, и указал пальцем на комету, потом на луну, а потом рассказал.
Что Егор открыл способ питания воздухом. Очень, очень перспективное направление. Алиса сказала, что направление, безусловно, замечательное. И она знавала двух типов, которые увлекались этой системой, и оба потерпели на этом поприще суровый крах.
Выяснилось, что один питался совсем не воздухом, а втихаря, вдали от свидетельских глаз, употреблял сушеных жемчужниц, за что был побит людьми.
А второй, наоборот, держался честно, все тринадцать дней, а потом у него в мозгу что-то перекосилось, и сделался он дураком. Кроме того, от бесконечного проглатывания воздуха у него внутри завелись объемные газы, которые искали выхода, в результате чего этот человек стал не только дураком, но еще и изгоем, поскольку находиться с этим юношей в одном помещении было решительно невозможно.
— А я уже начал, — сказал я.
— Что начал? — спросила Алиса.
— Питаться. По системе воздушного насыщения. Уже два дня, и чувствую себя бодрым и целеустремленным.
Алиса засмеялась. Искренне, чисто, как серебро в золотой тазик капало.
Жук неловко выбрался из палатки, понюхал воду, подумал, лизнул, булькнул лапой. Задрал голову, уставился на луну, захлебнулся и неожиданно завыл. Если этот звук можно было так назвать. Тяжелый низкий рев, наверное, так могли бы петь коркодилы, если бы имели голос. Рев был гораздо больше самого волкера, я почувствовал, как побежали мурашки по коже Алисы, она сжала сильнее мою руку.