Икс-30 рвёт паутину
Шрифт:
В это утро перед встречей с Нго Динь Каном Динь пошёл прогуляться по городу. Это стало его привычкой после возвращения в Хюэ. Пешая прогулка по утрам успокаивала его морально и поддерживала физическую форму. В эти минуты он проникался ещё Полыней любовью и привязанностью к своему городу. Каждое дерево, каждый перекрёсток, каждый переулок, казалось, несли на себе печать чего-то такого, что отличает родные места от других. Утренний ветерок с Ароматной реки веял прохладой. В такие минуты он чувствовал, как радуется душа, и лица прохожих по утрам выглядели более ясными, чем в другое время дня: лица женщин, идущих на рынок, лица рабочих, служащих —
Он неторопливо шёл по улице Чан Хынг Дао, ещё малолюдной в этот час. Многие магазины были пока закрыты. Он шёл дальше, миновал фотоателье, гостиницу, потом заглянул в книжный магазин, в котором несколько лет назад покупал романы, и взял там утреннюю газету. Потом он вышел в парк Нгуен Хоанг, сел на каменную скамейку и стал любоваться видом на реку. Внимательно оглядевшись по сторонам и никого не заметив, вытащил из газеты листочек бумаги и незаметно положил его в карман. После этого он занялся чтением газеты. Ознакомившись с новостями, он не торопясь пошёл обратно. Придя в свою комнату, Динь достал листочек бумаги. Там было написано:
«Уважаемый господин!
На вашем личном счету за книги недостаёт трёхсот пиастров. Просьба рассчитаться. Наше почтение и признательность».
Фан Тхук Динь достал из ящика коробочку с белым порошком и слегка присыпал им листок. Потом из другого ящика взял колбочку с синей жидкостью, капнул немного на ватку и стал растирать ею порошок на бумаге. Вскоре появилась новая строчка: «Разобраться в То Лоан, дочери Фам Cyaн Фонга». Он чиркнул зажигалкой, сжёг листок и растёр пепел в пепельнице.
Чёрный «мерседес» медленно ехал по дороге, проложенной по берегу реки Анкыу. Машина остановилась у огромного дома с обширным садом. Раньше это был дворец Андинь, место отдыха матери Бао Дая.
Из машины вышли Нго Динь Кан и Фан Тхук Динь. Они не торопясь вошли в дом, который, хотя и претендовал своей архитектурой на роскошь и элегантность, имел тем не менее мрачный вид. Охранники, выскочившие ил двух джипов, тут же рассеялись по сторонам, кроме пристроившегося к двум господам личного телохранителя Кана. Это был высокий и крепкий мужчина. Кан говорил как-то, что этот парень стреляет одновременно из двух пистолетов не хуже, чем любой ковбой в фильме. К тому же он знал всевозможные приёмы, в том числе японского каратэ, и мог один уложить несколько десятков людей. Он был предан Кану, как собака своему хозяину.
Нго Динь Кан повёл Диня в свой апельсиновый сад, расположенный с тыловой стороны этого укреплённого, как настоящая крепость, замок. Сад не имел конца. Апельсиновые деревья с их соприкасающимися зелёными кронами, казалось, образуют сплошной ковёр. Большие круглые плоды сгибали ветки своей тяжестью, поэтому под них кое-где были поставлены подпорки, чтобы апельсины не касались земли. Глядя на эти ровные ряды деревьев без единого завядшего листочка и подпорченного плода, невольно думалось о том, сколько же сюда вложено труда. Но кругом не видно ни души. Какая-то мрачная тень исходила от этой зелени. Пустынно. Безмолвно. Непонятно почему, по Фан Тхук Динь испытывал какие-то странные чувства. Едва он вошёл с Нго Динь Каном в этот сад, как сразу же уловил противоречие между ослепительной зеленью листьев и пугающей атмосферой заросшего мхом здания, между ухоженными рядами деревьев, где выщипана каждая травинка,
— Те, кто ухаживает за этим садом, достойны наград, — сказал Фан Тхук Динь.
— Это работа заключённых, — ответил Нго Динь Кан, жуя бетель. — Я приказал тюремщикам выводить сюда каждое утро заключённых и заставлять их прореживать листья, убирать сад, удобрять землю. Если кто-нибудь из них пропустит хоть один испорченный лист или собьёт апельсин, его расстреливают на, месте. — Помолчав несколько секунд, он пробормотал себе под нос: — Надо расстреливать их как можно больше, чтобы сокращать количество.
Только теперь Динь понял, отчего здесь такая мрачная обстановка, покрывающая своей пеленой зелень этого сада, который в другом случае был бы источником радости и жизненных сил. Кан остановился у одного из деревьев с налитыми золотистыми плодами, выплюнул бетель, сорвал один апельсин и протянул его Диню.
— Это очень сладкий плод, — сказал он. — Вы знаете, почему мои апельсины такие сладкие и сочные, а?
— Уважаемый господин, я ведь не садовник, — улыбнулся Динь.
— А был бы и садовником, всё равно не смог бы точно ответить, — рассмеялся, довольный, Кан. — Так и быть, скажу: это место расположено близко к тюрьме, где сидят коммунисты. Я приказал, чтобы здесь были вырыты ямы заранее, и когда какой-нибудь вьетконговец умирает, то его хоронят в этой яме и в неё сажают дерево. Некоторых я хороню заживо, заливая потом известью. Лучшего удобрения и быть не может… Ха-ха… Вы видели, как иногда под корни дерева закапывают дохлых кошек? Хе-хе… а человеческий труп и того лучше… Попробуйте апельсин, убедитесь!
— Благодарю вас, — слегка поклонился Динь. — Со вчерашнего дня у меня что-то болит живот, слабит, сейчас я ничего не беру в рот.
— А жаль, — причмокнул губами Нго Динь Кан. Он повернулся и швырнул апельсин идущему позади охраннику. — На, держи!
Тот ловко поймал апельсин. Кан сорвал другой спелый плод и своими длинными, как у учёного-конфуцианца, ногтями стал очищать кожуру. Он с большим аппетитом клал каждую дольку в рот. По губам, красным от недавнего выплюнутого бетеля, тёк апельсиновый сок. Фан Тхук Диню померещилось, что это сочится кровь.
— Вы только что сказали, господин, что здесь близко тюрьма с коммунистами? — спросил он, отведя взгляд в сторону.
— Ага, — выдавил Кан, проглотив дольку апельсина. — Я поведу вас туда… Чуть ли не ежедневно я отправляю самолётом апельсины в подарок президенту и обоим Ню, — продолжал он рассказ о своём саде. — Президенту тоже очень нравятся эти апельсины.
Видя, что телохранитель съел первый апельсин с большим аппетитом, Кан сорвал ещё один и, как первый, швырнул ему со словами:
— На, держи!
Затем Нго Динь Кан повернул влево и направился к усыпанному плодами дереву. Апельсины на нём были крупные, томно-красного цвета. Он показал рукой и сказал:
— Хорошее дерево, а плоды несъедобные, вот что странно. Здесь, под корнем, лежит труп связного коммунистов. До чего же был отчаянный: ему уже выкопали яму, чтобы зарыть живьём, а он так и не выдал своих! — Он повернулся к охраннику: — Скажешь начальнику тюрьмы, пусть добавит извести под это дерево. Если на будущий год плоды будут кислыми, то вырвем его и посадим здесь мандариновое дерево из Гонконга. Пойдёмте, я покажу вам ещё свои орхидеи, — обратился он к Фан Тхук Диню.