Иктанэр и Моизэта
Шрифт:
— Вполне, — подтвердил Оксус. — После целого месяца погони через все океаны и моря результаты оказываются гораздо лучше, чем мы предполагали… И ты, брат, прав: с ним мы будем владычествовать над миром.
— С ним и после него, до скончания веков! — произнес монах.
И в его голосе прозвучала такая глубокая и потрясающая мощь, что казалось, отдалось через стены по всем подземельям.
Затем наступила минута молчания, во время которого чудовищные замыслы этих двух людей, разогретые последней фразой, словно дали себе волю, не зная ни границы, ни времени. Неподвижные один перед другим, они словно сразу выросли, и их глаза, остановившиеся во встречном взгляде, точно сошлись на зрелище одного и того же
— А теперь, как ты думаешь, Фульбер, не пора посвятить Сэверака в то огромное дело, которое мы совершили и в еще более огромное, которое нам остается закончить?
Монах Фульбер несколько минут думал. Очевидно, он взвешивал выгоды и неудобства предложения.
— Сэверак начинает проявлять нетерпение, — опять заговорил Оксус, — что ничего не знает. Вот уже восемь месяцев, как мы его окружили тайнами. И его преданность делу, которому он служит, но которого не знает, может поколебаться, тем более, что эта преданность у него — дело воли, а не сердца. Наконец, он умен, осторожен и проницателен. Наблюдая и делая выводы, он фатально придет сам к разгадке части нашей тайны и тогда…
— Ты прав, — прервал его Фульбер. — Позовем его. И пусть он сперва осмотрит «Торпедо», а потом я ему расскажу вкратце наше дело в его прошлом, настоящем и будущем.
— А не думаешь ты, что не лучше ли оставить его при его иллюзиях на нашу социальную миссию? — возразил Оксус с иронической улыбкой.
— Нет! Он будет потом вправе обвинить нас и изменить нам. Я открою ему все, и если он поклянется нам в преданности и верности, то будет нам братом, а если нет…
— То умрет! — спокойно докончил Оксус.
— То умрет! — повторил монах, словно ударяя топором по плахе, и глаза его блеснули огнем.
— Впрочем, — добавил Оксус, — Сэверак нам больше не необходим, так как механическая часть его «Торпедо» мне так же знакома, как и ему, и кроме того, я усвоил все электротехнические приемы.
— Тем более основания с ними не церемониться! — заключил Фульбер.
Оксус вернулся к сигнальному столу и надавил кнопку № 3 на доске «Персонала».
Две минуты спустя, новый человек вошел в лабораторию. Он был маленького роста, сухощавый, первый, с белокурой бородой и волосами, с узким, вечно заботливо наморщенным лбом и с зеленоватыми, не внушающими доверия глазами. Как и Оксус, он одет был в белую длинную блузу.
— Господин Сэверак, — проговорил монах: — «Торпедо» прибыл. Его надо сейчас же осмотреть. На этот раз его путешествие было длинно и без остановок.
— Вы думаете, что он пострадал? — проговорил Сэверак глухим от природы голосом.
— Видимых повреждений — едва ли! Но легкие — может быть.
— Не может быть легких повреждений в таком тонком аппарате! — отрезал Сэверак таким непререкаемым тоном, каким говорят лишь изобретатели о своих изобретениях. — Посмотрим же «Торпедо»!
Оксус остался перед квадратным столом. Он надавил кнопку № 1 на доске «Бассейн». Послышался гул, словно от большого количества воды, которую с огромной силой гонят по трубам. Когда этот шум прекратился, Оксус нажал кнопку № 2. Тогда в глубине лаборатории, между двумя электрическими машинами отворилась дверь, пред которой уже стояли Фульбер и Сэверак. К ним присоединился и Оксус, и все трое вступили в грот, освещенный до самых дальних закоулков двумя электрическими полушариями, укрепленными к сводам. Свод этот, видимо, был сделан руками человека. Стены грота, роста человека, были цементированы и еще слезились от воды, которая лишь две минуты перед тем наполняла этот бассейн и была выкачена наружу четырьмя насосами, приемные отверстия которых виднелись внизу.
— Вполне очевидно, что больших аварий нет, —
И он склонился над странным аппаратом, покоившимся на трех цементированных подставках.
Это было нечто вроде аллюминиевой герметической лодки, передняя часть которой была снабжена колпаком из толстого стекла, спускавшимся до половины лодки и образовывавшим выступ над палубой. Верхушка этого выступа была соединена аллюминиевой полосой с кормовой частью, за которой сзади находился винт с вертикальными лопастями, а по бокам — два винта с горизонтальными лопастями. Посредине лодки, ниже линии палубы, с обеих сторон выдавались, как автомобильные фонари, два шара из толстого стекла. Палуба была просверлена четырьмя нумерованными отверстиями с герметически закрывающимися дверцами. И между этими дверцами палуба была слегка вогнута в таком роде, что напоминала, будто тут ничком должен лежать среднего роста человек, с полупростертыми руками по бокам обложенного резиной углубления, на которое мог опираться подбородок. Кроме того, возле этого же углубления и на месте, где должны приходиться руки человека, в вышеописанной позе находились два ряда электрических выключателей, каждый с пометкой отдельной буквой.
Внимательно осмотрев весь «Торпедо» снаружи, в особенности его винты, руль и стеклянные боковые шары, Сэверак открыл тогда дверцы 1 и 2.
— Жизненных припасов нет больше, — проговорил он, осмотрев ящик, находившийся под № 1.
Затем осмотрел ящик под № 2 и сказал:
— Только пять мин. Употреблено, следовательно, 25, если только все взорвались!
Оксус и Фульбер с непроницаемыми лицами неподвижно оставались позади Сэверака, который бегло бросил на них быстрый взгляд, когда менял положение, чтобы открыть дверцы № 3 и 4. В открывшихся ящиках оказались сложные механизмы с крошечными батареями электрических элементов и маленькой динамо-машиной. Инженер нажал клапан, попробовал краны…
— Все в порядке! — произнес он. — Ни малейшего повреждения. Нужно только обновить элементы и вычистить весь аппарат! Все превосходно!
И он выпрямился, оставив открытыми дверцы.
— Господин Сэверак, — проговорил тогда Фульбер, — нам нужно с вами переговорить. Все, что до сих пор оставалось для вас необъяснимым, будет вам открыто.
— В самом деле, — добавил Оксус, — мы полагаем, что вы достаточно проявили доказательств ума и преданности, чтобы заслужить наше полнейшее доверие. Впредь, если хотите, вы будете не только нашим сотрудником, но будете нам братом.
Был ли он удивлен этим, — инженер не проявил того ни единым знаком. Он только слегка удовлетворенно улыбнулся во время минутной паузы, следовавшей за словами Оксуса. Вполне владея собой, но не глядя на этих двух людей, с которыми он работал уже восемь месяцев, Сэверак ответил.
— Если я хочу, — сказали вы! А если я не захотел. Ведь, в конце-то концов, я поклялся вас не спрашивать на счет этих тайн…
— Вы сдержали ваше слово, — сухо прервал его монах. — Впрочем, мы бы вам и не ответили.
Сэверак слегка поклонился и продолжал:
— Эти тайны могут скрывать такие поступки и цели, которые, может быть, окажутся не по мне. Часть этих действий, я, конечно, понял… Но цель?.. Итак, если бы я не захотел?
— Если вы не захотите, — отвечал Фульбер, отчетливо произнося слова, — то мы приведем в исполнение приговор, вынесенный вам французским судом.
Сэверак бросил на монаха злобный взгляд снизу, щеки его побледнели и он нервно стал обкусывать свои усы.
— Впрочем, — добавил Оксус, — нас вы не обманете относительно ваших истинных мыслей. Мы знаем, г-н Сэверак, значение ваших взглядов, и ваша борьба против человеческого общества вас не научила скрывать ваши чувства. Теперь мы вас просим не закрывать глаза в то время, когда мы откроем пред вами наше дело и наши планы.