Иктанэр и Моизэта
Шрифт:
— Ты ее подержишь здесь, а я напишу ее семье. Сюда не придут ее искать. Я же буду назад через десять дней. Этого срока довольно, чтобы присутствовать при вивисекции младенца Оксусом. Когда же я вернусь, и если Марта будет безумной, то мы посмотрим. Если же она такой не будет, то я ее верну ее семье. А так как я останусь еще некоторое время священником этой деревушки, то я за ней понаблюдаю… Она не будет говорить!
— И если заговорит?
— О, — воскликнул монах, — тем хуже для нее. Как бы я не хотел спасти ее жизнь, я должен буду сделать ее безвредной для нашего грандиозного замысла.
— Значит,
— Я уничтожу ее и с ней, кому она откроет свой секрет.
— Так будет хорошо, Фульбер.
И, даже не взглянув на бесчувственную девушку, высокая и суровая монахиня вышла.
На другой день утром, в восемь часов, закрытая со всех сторон толстыми занавесками, кибитка катилась по дороге из Вальдэмозы в Барселону. В ней сидела здоровая молодая женщина, кормившая грудью младенца. Мрачный погонщик вел запряженных в кибитку двух мулов.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I
Ужас
Прошло восемнадцать лет со дня ужасной сцены, разыгравшейся в монастыре Вальдэмозы.
Утром 2 февраля — этого рокового года, которому суждено было видеть столько катастроф, — два офицера сидели на палубе миноносца дальнего плавания «Циклон», на рейде Вильфранша, и читали газеты.
Один из них был лейтенант флота и командир миноносца Люи де-Сизэра, другой — его приятель мичман Сэнт-Клер.
— А, вот штука! — воскликнул вдруг Сизэра: — вот это забавно! Ты видел?
— Что такое?
— Необычайное происшествие, описываемое «Южным Утром».
И командир пальцем показал статью на третьем столбце первой страницы, под заглавием: «Фанатик, безумец, чудак»… и ниже, менее крупно: «У императора Германии»!
— Нет! Дай-ка, — проговорил заинтересовавшись Сэнт-Клер.
— Постой! Читай вслух… Я не прочь тоже послушать, так как лишь вскользь пробежал статью, торопясь узнать конец.
И Сэнт-Клер с чувством и с южным акцентом прочитал:
У императора Германии.
«Берлин, 2 января. От нашего частного корреспондента. Вчера в Потсдаме во время новогоднего приема произошел странный случай в зале, где Его Величество Император давал аудиенции. После того, как продефилировали имперские чины, какой-то человек во фраке, высокий, худой, смуглый лицом и с орлиным профилем, приблизился к Его Величеству, который был довольно удивлен при виде этой незнакомой личности. После нескольких слов, которых никто не разобрал, неизвестный вручил императору свернутый пергамент и затем твердым голосом, поразившим всех присутствовавших, произнес:
— «Государь, если Вашему Величеству желательно, чтобы империя ваша избежала великих бедствий, то вы должны сообразоваться с инструкциями и приказаниями, заключающимися в этом свитке. Прочтите его на Имперском Совете и решите. Если 1-го будущего февраля вы торжественным посланием в Рейхстаге не заявите вашего полного и совершенного подчинения этим инструкциям, то трепещите за жизнь ваших подданных, за вашу корону и за вашу империю»!
После
Вдруг он скомкал пергамент и, бледный от ярости, топнул ногой и крикнул:
— Арестуйте этого человека!
Но было поздно! Человек уже исчез. Напрасно искали его по всему дворцу, по садам, даже по всему Потсдаму. Его не нашли нигде.
Аудиенция с некоторым замешательством продолжалась.
Что было написано в свитке, никто кроме Его Величества не знает. Но мы, может быть, узнаем это завтра, если угодно будет императору».
Сэнт-Клер замолк. Затем, после паузы в несколько секунд, заметил:
— Действительно, это странно. Гм… разумеется, какой-нибудь сумасшедший.
— Но эта газета от 3 января, — сказал Сизэра. — Надо просмотреть день за днем все остальные. У такой истории должно быть продолжение…
Он нагнулся и подобрал с пола кипу газет и положил их на стол.
Эскадра уже месяц как была на маневрах, и оба офицера не могли следить за событиями, так как маневры в этом году были исключительно трудны и поглощали все время.
Газеты, правда, аккуратно получались с почтой, но читать их не было досуга. И в этот час на всей эскадре, стоявшей на рейде Вильфранша, несомненно, все офицеры, хорошо выспавшись за ночь, пользовались первым спокойным утром, чтобы просмотреть газеты ранее, чем отправиться на берег, что было назначено на полдень.
— Стой, — воскликнул Сизэра, — вот 4-е января, читай «Последние известия».
Но раньше, чем дать Сэнт-Клеру газету, он развернул ее сам, чтобы наскоро пробежать первую страничку, и с широко раскрытыми глазами порывисто закричал:
— А, вот это штука! Нет, это уже чересчур здорово! Ну, на, на! Читай! Стоит того!
Сэнт-Клер взял газету и прочитал:
«Ультиматум императору»
«Берлин, 3-го января. (Телеграмма нашего специального корреспондента). Впечатление, произведенное тою сценою в Потсдаме, о которой я вам сообщил вчера, не только не улеглось, а, наоборот, разрастается с каждым часом. Но это происшествие скоро окончится взрывом смеха, так как вполне очевидно, что дело приходится иметь со смелым шутником или же с сумасшедшим.
Дворцовые разговоры мне позволили установить, о чем говорится в пергаментном свитке.
Текста в нем заключается приблизительно строк сто. И в нем приказывается императору быть готовым: 1) распустить рейхстаг; 2) дать отставку своим министрам и канцлеру и заместить их людьми, которые будут указаны впоследствии; 3) предупредить всех высших чинов и подчиненных армии, флота, колоний, финансов, народного образования, вероисповеданий, торговли и пр., что они должны, под страхом смерти, повиноваться приказам, исходящим от новых министров; наконец, 4) дать торжественную клятву, что он, король прусский и император германский, будет только покорным исполнителем тех повелений, которые будут даваться ему человеком, вручившим настоящий пергамент.