«…Или смерть?» Дворовый Катехизис Русского человека

Кочергин Андрей Николаевич

И вот тут возникает такая рабочая гипотеза: если вы не будете чистить зубы, вам грозит кариес. Если вы не думаете о своей безопасности, ваша безопасность вас подведет. Поэтому лучше уметь и не пользоваться, чем не уметь и не пользоваться. Это некий здравый смысл, и не более чем. В этой связи меня поражают люди, которые не прикладывают усилий, чтобы стать сильнее. Не прикладывают усилий, чтобы быть умнее, эрудированнее, образованнее, крепче духом. Это бесконечный процесс, не бывает достаточных умений на этом пути. Достаточность – это эфемерное понятие. Я достаточно образован или я достаточно силен – для чего, относительно чего? Это бесконечный процесс, тренироваться нельзя прекращать никогда. Как нельзя прекращать чистить зубы и мыть руки. Примерно так.

– Насколько для мужчины

возможно и необходимо применять насилие не для защиты от врагов, а для защиты своих интересов, ну например, при воспитании детей, в обращении с супругой? Для того чтобы морально давить на других людей, имея физическую силу и подготовку, достаточные для того, чтобы при необходимости и физически на них воздействовать? Насколько это важно и значимо?

– На самом деле, при достижении поставленной цели мы должны применить все допустимые методы, которые могли бы нам помочь эту цель достигнуть. Но выражение «цель оправдывает средства» омерзительно по сути своей. Вот тут-то и нужно иметь то внутреннее ограничение, которое нам диктует Вера Христова. Потому что нельзя перешагнуть через Любовь, именно Любовь к человеку как Образу и Подобию Божьему, близким, Родине, должна нас остановить от чрезмерности процесса. Когда ваш ребенок съел без разрешения варенье, не надо в него стрелять из охотничьего ружья, достаточно дать подзатыльник. И то, и другое – насилие. Оно оправдано кражей варенья. Но есть здравый смысл и внутреннее состояние Любви, которое борется не с ворованным вареньем, а скорее с проступком ребенка, с грехом кражи, чтобы он более так не поступал.

Так вот, прежде всего мы думаем о людях, и хотим их чему-то научить, исправить ложное, указать на истинное, сражаясь не с человеком, а с грехом, любя человека, оберегая его всеми силами. Мы не наказываем, а указываем, это другое. Это две полярные вещи. Почему я категорически уверен, что в любом преступлении есть доля ответственности государства и социума, проглядевших этого человека и не участвовавших в его воспитании в должной мере? Когда человека с легкостью отправляют на смерть либо осуждают его по высшей мере, меня поражает, как судья находит в себе силы это сделать. Понимая, что каждый из нас виноват в том, что мы не остановили, проглядели, не нашли в себе сил участвовать в жизни этого конкретного человека… «Не судите, да не судимы будете…» (с).

Это не огульная попытка оправдания преступника, тем более таким живодером, как я, это НЕ оправдание нас. Мы слишком легко оправдываем себя. Мы в ответе за всё, что нас окружает, даже за врагов наших, которым мы своей возможной слабостью дали ошибочный повод думать, что их злоба имеет шанс на победу. Это ответственность – единственный способ понимать свое место в этом мире. Это единственный способ избежать эгоцентризма, когда вокруг эгоиста «вертятся земля и солнце», и все вокруг ему должны по умолчанию. Никто ничего нам не должен. И я должен всем, кто меня окружает, понимая, что люди, меня окружающие, ПОСЛАНЫ МНЕ БОГОМ, чтобы каждый по-своему мог сделать меня лучше, кто подлостью – указав мне на сущность подлости, кто Верой – указав мне на величие Веры, кто протянутой рукой – указав мне на силу и искренность доброты братской. И за это участие людей в судьбе моей я расплачусь моими силами, моими знаниями, моими деньгами, моей теплотой, всем, что я могу отдать людям, чтобы они стали лучше и чище, а главное, что они уже сделали лучше и чище меня, и нет большего счастья, как послужить Богу, послужив людям. Это не костыли для немощных – это способ показать, каким должен быть человек. Это своего рода воспитание и поддержание той искры Божией, которая должна гореть в каждом сердце. Либо это сердце превращается в сухофрукт, сморщенный и холодный.

– Молодость – пора наибольших сил и возможностей для каждого человека. Что должен успеть совершить в молодости настоящий мужчина?

– Очень многое. Но, во-первых, непонятно, когда она заканчивается. Что такое жизнь? Абсолютная свобода. А свобода дана человеку Богом, чтобы он мог сделать свой выбор. Есть замечательные слова, по-моему, Блаженного Августина Аврелия: «Возлюби Бога и делай, что хочешь». Но вот незадача: возлюбив Бога, ты будешь делать только то, что Богу угодно, оставаясь в рамках Закона Божьего, в рамках канонических

представлений о добре и зле, то есть о возможном и недопустимом. Получается так, что свободу мы имеем, потому что именно этой свободой Господь нас испытует. И точка рождения, и точка смерти уже на карте нашей жизни. Но курс по этим точкам прокладываем именно мы. И галсы, и зигзаги на этой карте – это наш выбор. И чем ближе к Богу, тем меньше эфемерной свободы и более обретение свободы истинной – свободы от греха. И нам остаётся только одно: понять, как эту свободу использовать, чтобы она привела нас не в вертеп разбойников, а в Царствие Небесное. И всей жизни мало на оплату этого маршрута в Небеса…

Поэтому – что делать в молодости, я не знаю: у меня она еще не закончилась, видимо. Когда меня спрашивают, сколько мне лет, я начинаю судорожно соображать, мне хочется сказать: «двадцать семь!» Как противно звучит «сорок восемь»! Ужас! А раньше казалось, что двадцать пять лет – это глубокий старик.

Когда особенно ничего не делаешь, когда не ищется тебе, не хочется, нет запала, то поневоле смотришь на молодого парня и думаешь: а у него-то всё впереди. И вдруг – как искра по мозгу: не-не, это у педика-садомита всё уже сзади, а у нас, у Православных, всегда есть шанс на будущее, право вступить на Путь духовной эволюции, и у каждого разбойника есть шанс для покаяния. И единственно доказанный человек уже в Раю – разбойник, уверовавший в Господа на соседнем Кресте, и Слава Богу, что именно так, и промыслительно это, и радостно. Всё в наших руках, и нет права думать, что Господь отринет нас за подлость нашу, если обратим взгляд наш на Небеса и со слезами, скверну нашу очищающими, будем молить Бога о прощении и покаемся, чтобы более уже не грешить.

А пройденные годы дают только одно: у тебя появляется та самая практическая мудрость, в которую можно безоговорочно верить. Ты понимаешь, что, к сожалению, никто не придет к тебе на помощь, кроме Бога, когда тебе будет плохо. И это счастье, в моем понимании, потому что не хочется никого утруждать никакими слезными разговорами, кроме молитвы, обращенной к Спасителю. Мы достойны всего, что с нами происходит, а значит, нужно нести именно тот камень, который упал на наши плечи по трудам и ошибкам нашим.

Поэтому последние, кто узнают, что у меня что-то случилось, будут мои друзья, никогда не узнают враги, а первым узнает Бог.

Вторая мысль, которая постоянно меня обуревает, это мысль о том, что все, что с нами происходит, нами заслужено. Скажу более: любое отношение к нам людей – это только наша заслуга. И когда тебя смешивают с гуано, то, видимо, ты дал повод. Своим безвольным поведением, своими необдуманными словами или горделивым поступком. Или сделал что-то реально замечательное, что диавол поневоле вынужден искушать тебя, ненавидя твой Подвиг и силу Веры. То есть в любом случае это замечательно. Билл Гейтс сказал поразительную вещь: «Единственное радостное событие в жизни – это неудача. Потому что она тебя чему-то научит».

У меня было жуткое детство, и когда с маленьких-маленьких лет ты понимаешь, что жизнь – это ужасное послушание, и если сегодня ты не претерпел унижений более вчерашнего, то ты уже счастлив. По этой причине, когда я вижу людей восторженных, радостных, оптимистически настроенных, с которыми еще ни хрена толком не происходило, мне как-то делается не по себе. Потому что думаю: а я-то что такая животина? Почему со мной-то всё время всё было так плохо, чем же я заслужил эту тренировочную нагрузку? И отвечаю себе: а это и есть Божья милость, – я знаю про боль и ужас почти всё… И спаси меня, Господи, от абсолютной полноты этих знаний.

Мое детство реально было кошмаром. Сплошная серая полоса ужаса. Я всё думал: «Интересно, а когда вырастаешь, также всё будет плохо или станет как-то полегче?» Стало полегче. Но только из-за того, что в детстве восприятие реальности максимально острое, в детстве всё по-настоящему и сверх того. И если ты влюбляешься, то понимаешь, что это навсегда, и если девушка тебе отказала, то жизнь твоя после этого совершенно кончена. Повзрослев же, думаешь: «Господи, как хорошо! И мозги не вынесли, и денег не потратил, и время поработать останется». Знаете, как поступал Ленин? Крупской говорил, что пошел к Арманд, Арманд говорил, что пошел к Крупской, а сам на чердак – и писать «Апрельские тезисы» (шутка).