«…Или смерть?» Дворовый Катехизис Русского человека
Шрифт:
Армия – кривое зеркало общества, которому служит
Интервью на тему «Насилие в армии»
– Андрей Николаевич, в чем, на ваш взгляд, причины того массового насилия, которое имеет место в армейской среде в последние двадцать лет? Насколько вы как боевой офицер и как военный специалист, педагог, много лет сотрудничающий с различными силовыми структурами, воспринимаете насилие в армии, как острую и значимую проблему для самой армии и общества в целом?
– Как я говорил уже не раз, армия – это кривое зеркало общества, которому она служит (с). Корни проблемы армейского насилия в том, что в свое время в России для управления общественными институтами, насильственными изначально, по сути своей, такими, как армия, места отбывания наказаний и детские дома, господа
В армии подобная система образовалась, будучи наделенной своей особой спецификой и базируясь на своем особом историческом фундаменте. Выдам небольшую тайну: муштра в армии придумана далеко не вчера. Являясь легитимной формой издевательства над солдатами, муштра является способом тактического зомбирования личного состава, которым в полной мере пользовались еще прусаки. Эта традиция была благополучно перенесена на российскую почву Павлом I и с тех пор повсеместно живет в нашей армии.
Всё дело в том, что заставить человека умереть по приказу – это архисложная задача. Во все времена существования армии люди, возглавлявшие ее, искали ответы на вопрос, как и почему человека можно заставить подчиниться опасному для его жизни решению другого человека, и не факт, что правильному, так, чтобы он бежал его исполнять, свято веря, что поступает абсолютно правильно, а то и совершенно не задумываясь ни о чём. Разговоры о том, что человек в такие моменты судорожно повторяет по памяти, с одной стороны, текст военной присяги, а с другой стороны, статью уголовного кодекса о наказании за неподчинение боевому приказу, абсолютно абсурдны. Человек подчиняется ровно потому, что, как правило, к моменту получения первого приказа в боевой обстановке он уже привыкает это делать на уровне инстинкта. Вот потому и существует строевая подготовка, которая заставляет молодого солдатика привыкнуть подчиняться сержанту против собственной воли. Если рассматривать строевую подготовку как средство достижения каких угодно других целей, то иначе как свинством и издевательством ее назвать невозможно. Но она нужна не для того, чтобы солдаты красиво ходили строем и красиво пели, а именно для того, чтобы учиться подчиняться, причем именно в составе подразделения (что еще сложнее с точки зрения управления).
В этой же связи все неуставные отношения в солдатском коллективе, помимо своей бытовой направленности, подразумевают вольготное существование старослужащих и чудовищное существование вновь прибывших для того, чтобы подчинить подразделение изнутри командованию части. Для офицера нет ничего проще, чем передать приказ сержанту, как правило, старослужащему, который добьется от своих подчиненных его беспрекословного выполнения просто потому, что каждый вечер их избивают, избивают и избивают. И всё это происходит с молчаливого согласия, а порой и при активном управлении «офицера», который собственное профессиональное несоответствие прячет за самообманом «все так делают». Поверьте, есть части и офицеры, которые решают вопрос неуставных отношений за пару недель, просто на уровне приказа и контроля его исполнения, и я это видел. Значит, всё в наших руках!
Помимо того, что я офицер, я служил и срочную службу. Я считаю, что любой офицер обязан это сделать. Потому что маленькие сопливые детки, который после школы поступили в военное училище и потом, после выпуска из него, думают, что знают, что такое служба, это именно те люди, которые готовы совершить кучу опасных для своих подчиненных ошибок. Я воспринимаю армейскую службу прежде всего, с точки зрения солдата, понимая, что для него важно, что именно им движет, и зная, что его унижает и оскорбляет. Солдатский опыт я пронесу через всю свою жизнь, и я прежде всего – солдат, а только потом – офицер. Вот поэтому, когда все офицерики использовали совершенно уникальные
Эти «собрания» проводились, когда кто-то из солдат где-то нашкодил, и вместо того, чтобы спать свои положенные семь часов с двадцати трех до шести, с двадцати трех до пяти всё подразделение участвует в комсомольском собрании, где каждый солдатик должен встать и клеймить позором того военнослужащего, из-за которого это собрание было организовано. А тот должен был слушать всю ночь своих товарищей, представляя, что с ним сделают, как только офицер, председательствующий на собрании, уйдет. Он прекрасно понимает, что его будут пинать, пинать и пинать весь оставшийся час до подъема.
И вот таким образом формально легитимная военная педагогика помимо строевой подготовки добивается тактического зомбирования через подчинение военнослужащего старослужащему, рядовых солдат – сержантам, и всего коллектива – бессовестному офицеру, который всё это инспирировал.
Сознаюсь, став офицером, я сам был краток, лаконичен и понятен. Если я видел, что солдатик нажрался водки, то первое, что с ним происходило – он отчитывался в индивидуальном разряде. Например, однажды боец-с-похмелья на полигоне выкопал «взводную гауптвахту» глубиной 7 метров (большая саперная лопата БСЛ 110 имеет длину 110 см), где и отсидел сутки, я был поражен, что 7 метров это так глубоко, но приказы не отменяются, они исполняются! Поверьте, это работало без коллективных акций и гораздо адреснее, я не издевался над подразделением, принимая именно на себя всю ответственность за свои решения. Мне, очевидно, везет: в самом начале моей карьеры, в течение трех учебных периодов (1,5 года), возглавляемый мной взвод был первым в 3-й армии по качеству военной подготовки.
Это везение стало возможным потому, что я воспринимал всё происходящее с моим подразделением с точки зрения прежде всего солдата. Можно быть грубым, можно быть даже жестоким, но нельзя быть глумливой скотиной по отношению к людям, над которыми имеешь абсолютную власть и от которых зависишь. Это действительно так: офицеры категорически зависимы от солдат. Если солдат не справится с поставленной перед ним задачей, то офицер погибнет вместе с ним. Вот почему Суворов спал и ел в тех же условиях, что его солдаты и рядом с ними, вот почему он любил их, как своих детей. Иного пути нет. Но для должного воспитания детей нужно в том числе и пороть, потому что если их не пороть, они начинают блудить. Так и армия без практики наказания не возможна, всё упирается в рамки дозволенного, я свои рамки имею ровно по Вере моей. В этом ключе я со своим подразделением и занимался.
Что же касается масштаба и серьезности насилия в современной армии, то про него я могу сказать, что оно не просто есть, оно чудовищно есть. Я проходил срочную службу в Дальневосточном военном округе, в поселке Тимофеевка, что находится в бухте Ольги, прямо на берегу Тихого океана. За первые полгода моей службы в нашей части погибло шесть человек. Их отправляли домой с диагнозами «почечная недостаточность», «прободная язва желудка», «остановка сердца», да мало ли чего еще. Но при этом их отправляли в запаянных гробах, чтобы скрыть телесные повреждения. На самом деле, этих людей пинали и убивали.
В нашей части остро стоял национальный вопрос, потому что подавляющее большинство солдат-срочников в нашем отдельном 123-м полку РТВ составляли выходцы из Средней Азии и Кавказа. Русских там было крайне мало, и именно русские выполняли всю тяжелую и грязную работу, потому что они никак не могли сообразить, что им тоже нужно землячество, которое было принято среди бойцов-нацменов, которые, в свою очередь, без деления на конкретные национальности объединились по признаку принадлежности к азиатскому или кавказскому регионам. Из всех вопиющих случаев насилия, которые я видел, самым страшным был тот, когда парня привязали к турнику и ломом порвали ему селезенку и сломали ребра, после чего он, чудом оставшись в живых, был комиссован инвалидом чуть ли не первой группы. К чести тогдашнего командира полка, по результатам расследования этого случая было осуждено три человека. Не помню, сколько получили двое из них, зачинщик получил семь лет. Но это был единичный случай, когда «мусор был вынесен» из армейской «избы», только потому, что этот случай по ряду параметров превосходил многие подобные вещи.