Илиннарэ
Шрифт:
И опять придется вернуться в универ, чертить ненужное и программировать бессмысленное, читать учебники вместо нормальных книг, пропускать посиделки и игрушки…
Ну его нафиг!!!
– Да, сынок, это испытание. Принять решение, а потом за него отвечать. И никто его за тебя не примет, и ответственность – только твоя. Привыкай.
Танька, слава Эру 15 , все поняла как надо. Не ругалась, не переубеждала, но и не ободряла – мол, прорвемся, все фигня, кроме пчел. Спокойно объяснила, что будет тяжело, по-настоящему, по-взрослому. Развеяла походя пару иллюзий – например, что теперь станет больше времени на тусовочную
15
Эру Илуватар – верховное божество в мире Средиземья
– Ты с ними только ссориться не вздумай! – она строго погрозила Даньке пальцем. – Самостоятельность – это круто, но тебе до нее еще… ууу, сколько. Ты еще долго будешь от них зависеть. Нечего морщиться! Потом еще спасибо скажешь, что они у тебя были и помогали! У некоторых, вон…
Она осеклась и прикусила губу. Выждав немного, покосилась на сына: тот, сощурившись исподлобья, ждал продолжения.
– Есть у нее родители, – неохотно призналась Танька. – Только не надо их упоминать, понял? Ни при ней, ни при ком. Когда-нибудь расскажу, но пока – забудь. Пожалуйста.
Данька молча кивнул, помялся немного и начал:
– А ты ей…
– А тебе я?.. – перебила Танька.
– Ясненько, – разрешив давнюю загадку, он вздохнул даже с некоторым облегчением. – Увела, значит, ребенка из законной семьи. Посадила на полянку, воспитала, как цыганку. За тобой милиция не гоняется, случайно? Листид энт вонтид? А то нагрянут и повяжут нас, вот будет моим старикам удар! Отпрыск-то, вместо того штоб учицца – в банду пошол, дитёв похишшат! Да прям в адиетанты к главной бондитке! А главна-то у них – глазом синя, власом густа, ростом с березу, и в кажном рукаве по ножику, а пушка и вовсе в такомном месте припрятана, што срам сказааать… Танька, не бей меняаа, я пошутил, ты маленькая белая и пушыстаяаа, оймамааа!
– Люди добрые, он меня блондинкой обозвал! Неб… рритой! Несовер! Шенно! Летней!! Кудды побег, подлец!
Короче говоря, ко второму ноября Данька приплыл с таким фейерверком в голове, что Аечка вместе с маминым заданием отступила куда-то на десятый план. Разумеется, он ее оттуда вернул, как только увидел на месте сбора у метро – но все равно поначалу ловил себя на том, что глазеет больше не на Айку, а на Шушеру. Гадая втихомолку, что же имела в виду Танька и какая семейная драма скрыта за этой веселой и беззаботной с виду мордочкой.
Нюшка, однако, заметила его повышенное внимание: то ли сестра ее предупредила, то ли сама проявила бдительность. Так или иначе – выждала, приготовилась, и в ответ на очередной брошенный Данькой взгляд скорчила такую рожу, что половина гостей полегла на месте от хохота. Уж к чему, к чему – а к обезьяньим ужимкам Нюшина физия была приспособлена идеально.
Но все-таки она его пощадила: выбрала момент, когда Айка на них не смотрела. Добрый Ух как раз в это время вдохновенно толкал очередную телегу 16 , так что именинница только на секунду обернулась, не сильно заинтересовавшись происшествием. Ну, корчит Анька морды – так она все время их корчит, что такого? Бибизянка – она и в Питере бибизянка, как говорится.
16
«толкать телегу» – рассказывать байку, часто – придумывая на ходу (хип.)
Данька же, наконец сообразивший, во что выльется обнаружение Аечкой его «левого интереса» – срочно
А после, когда отсмеялись, оделись и пошли курить на лестницу – Машка уже обнимала Даньку, как своего, и была мягкой и ласковой, и все вокруг поглядывали с одобрением и легкой завистью, и ему стоило больших трудов напомнить себе, что его цель – Анька… тьфу, какая Анька – Айка! Впрочем, Машка все поняла, умничка рыжая, и когда под утро разошлись последние гости, а Нюшера давно и крепко спала за закрытой дверью – сама нашептала подруге на ухо и привела ее, сонную и податливую, на диван к Даньке. А потом полулежала рядом на краешке, улыбалась, глядя на них, мурчала и откровенно поглаживала себя под ночнушкой. Всей позой и жестами будто говоря: «пусть мяудевочка побалуется, ммне мррразве жалко… он уже все мррравно мой…»
5
Терпеть не могу людей, неспособных удивляться.
Чем меньше оставалось до Нового Года, тем сильнее Данька запутывался. В такую сеть ему попадать еще не приходилось.
Формально после днюхи он оказался «помолвлен» с Айкой, с благословения мамы и вопреки недовольному рычанию Айры («Феррр-ботн! Гау!»). Его самого это вполне устраивало, хотя после того раза между ними ничего серьезного не было (да и в тот раз, честно говоря, все ограничилось поцелуями и уроком взаимной анатомии). Аечке, кажется, пока тоже было достаточно: в конце концов, она была всего лишь девятиклассницей из хорошей семьи, и хотела в первую очередь романтики, во вторую – чтобы подружки завидовали, и только в тридцать пятую – постельных развлечений. Так что теперь на сборищах они сидели в обнимку, переглядывались, терлись носами, иногда скромно обжимались – и этого, в общем, хватало.
Другое дело Машка. Эта – хоть и всего на полтора года старше Айки – была девочкой опытной и не стеснительной, исповедовала принцип «если я чего решил – я выпью обязательно», и вдобавок к очаровательности отличалась редкой душевностью и искренностью. То есть совершенно не скрывала, что как только Данька наиграется с глупышкой Аечкой – его ждут распахнутые объятия настоящей принцессы. А вот пока не наигрался – смотри, мой хороший, разглядывай, наслаждайся, пускай слюни… но трогать не моги. Принципы, знаешь ли. Принцесса – не школьница-давалка, ей не все равно, с кем и как.
На руку рыжухе играла и зима, традиционно приморозившая жизнь в «ролевой» тусовке, но слабо затронувшая «хипповую». Посиделки у Танзы обезлюдели, и Данька все больше времени стал проводить в Машкиной компании – где было, может, и не так семейно, зато весело. Естественным образом туда же переползла Аечка, а потом и Добрый Ух – теперь все трое появлялись на «Танькобазе» почти исключительно ради уроков эльфийского, которые деятельный Айра выжал-таки из Нюшеры.
Сама Танечка этого голосования ногами то ли не замечала, то ли была не против: Даньке она вообще казалась в это время необычно усталой и тихой. Спросил ее как-то наедине, что случилось – она отговорилась «недосыпом, недосолнцем, недогревом», ничуть его не убедив. Стало даже немного обидно, что мама что-то от него скрывает.