Иллюстрированная история религий
Шрифт:
Вообще, побаиваясь злых и неожиданных затей лешего, лесной народ не прочь над ним посмеяться, а пользоваться его именем как ругательным словом вся крещеная Русь считает первым удовольствием ("иди к лешему", "леший бы тебя задавил" и т.п.).
Существование "лесовых" внесло в жизнь и быт лесных обитателей своеобразные верования, не лишенные некоторых нравственных правил, так что миф о леших недаром просуществовал на земле тысячелетия. По народным воззрениям, леший служит как бы бессознательным орудием наказания за вольные или невольные грехи человека. Так, помимо того, что он заставляет бесконечно блуждать по лесу рассеянных людей, забывших осенить себя крестным знамением при входе в глухие трущобы, – он же является мстителем и во многих других случаях. В Никольском уезде (Вологодской губернии), например, леший на виду у всех унес в лес мужика за то, что тот, идя на колокольню,
Деревенские слухи очень настойчиво приписывают, между прочим, лешим страсть к женщинам и обвиняют их в нередких похищениях девушек. Кое-где рассказывают об этих связях с мельчайшими подробностями и уверяют, что похищенные девушки никогда не рожают детей. В Тульской губернии (в Одоевском уезде) указывают на окрестности села Анастасова и уверяют, что в старину, когда около села были большие леса, девушки сами убегали к лешим, жили с ними года два-три и затем возвращались домой с кучей денег и т.п. Едва ли, впрочем, во всех подобных рассказах лешие не смешиваются с заведомо сладострастными чертями дьявольской породы. Лешим также навязывают жен одинаковой с ними породы (лешачиха, лешуха) и детенышей ("лешеня"), но в этих духах отчасти подозревают живущих в камышах русалок из некрещенных младенцев, отчасти проклятых людей, которые, в ожидании светопреставления, от безделья также проказят (отчего и зовутся, между прочим, "шутихами").
Одна белозерская вдова рассказывает у колодца соседке:
– Жила я у Алены на Горке. Пропали коровы,
– я и пошла их искать. Вдруг такой ветер хватил с поля, что Господи Боже мой! Оглянулась я – вижу: стоит кто-то в белом, да так и дует, да так и дует, да еще и присвистнет. Я и про коров забыла, и скорее домой, а Алена мне и обсказывает:
– Коли в белом видела, значит, полевой это.
Жатва
У орловских и новгородских знающих людей наоборот, этот дух, приставленный охранять хлебные поля, имеет тело черное, как земля; глаза у него разноцветные; вместо волос, голова покрыта длинной зеленой травой; шапки и одежды нет никакой.
– На свете их много (толкуют там): на каждую деревню дадено по четыре полевика.
Это и понятно, потому что в черноземных местах полей много, и мудрено одному полевику поспевать повсюду. Зато лесные жители, менее прозорливые, но не менее трусливые, видали "полевых" очень редко, хотя часто слыхали их голос. Те же, кто видел, уверяли, что полевик являлся им в виде уродливого, маленького человечка, обладающего способностью говорить. Вот что рассказывала на этот счет одна новгородская баба.
– Шла я мимо стога. Вдруг "он" и выскочил, что пупырь, и кричит: "Дорожиха, скажи кутихе, что сторожихонька померла". Прибежала я домой
– ни жива ни мертва, залезла к мужу на полати, да и говорю: "Ондрей, что я такое слышала?" Только я проговорила ему, как в подызбице что-то застонало: "Ой, сторожихонька, ой, сторожихонька". Потом вышло что-то черное, опять словно маленький человечек, бросило новину полотна и вон пошло: двери из избы ему сами отворились. А оно все воет: "Ой, сторожихонька". Мы изомлели: сидим с хозяином словно к смерти приговоренными. Так и ушло.
Относительно доброго, но проказливого нрава, полевик имеет много общего с домовым, но по характеру самих проказ он напоминает лешего: так же сбивает с дороги, заводит в болото, и в особенности потешается над пьяными пахарями.
С
Как все нечистые духи, полевики взяточники, гордецы и капризники. И с этими свойствами их крестьяне вынуждены считаться. Так, например, орловские землепашцы раз в году, под Духов день, идут глухой ночью куда-нибудь подальше от проезжей дороги и от деревни, к какому-нибудь рву и несут пару яиц и краденого у добрых соседей старого и безголосого петуха – несут в дар полевику, и притом так, чтобы никто не видел, иначе полевик рассердится и истребит в поле весь хлеб.
У полевиков, в отличие от прочей нечисти, любимое время – полдень, когда избранным счастливцам удается его видеть наяву. Впрочем, очевидцы эти больше хвастают, чем объясняют, больше путают, чем говорят правду. Так что, в конце концов, внешний облик полевика, как равно и его характер, выясняются очень мало, и во всей народной мифологии это едва ли не самый смутный образ. Известно только, что полевик зол, и что подчас он любит сыграть с человеком недобрую шутку.
В Зарайском уезде, например, со слов крестьян записана такая бывальщина:
"Сговорили мы замуж сестру свою Анну за ловецкого крестьянина Родиона Курова. Вот на свадьбе-то, как водится, подвыпили порядком, а потом сваты в ночное время поехали в свое село Ловцы, что находится от нас недалеко. Вот сваты-то ехали-ехали, да вдруг и вздумал над ними подшутить полевик, – попали в речку обе подводы с лошадьми. Кое-как лошадей и одну телегу выручили и уехали домой, а иные и пешком пошли. Когда же домой явились, то сватьи, матери-то жениховой, и не нашли. Кинулись к речке, где оставили телегу, подняли ее, а под телегой-то и нашли сватью совсем окоченелою".
Мечется и плачет, как дитя больное
В неспокойной люльке, озеро лесное.
В этом двустишье говорится о небольшом озере, берега которого все на виду и настолько отлоги, что разбушевавшийся ветер гонит две волны, нагонную и отбивную, разводя опасное волнение, так называемую толчею. В бурю оно неприступно для рыбачьих челнов, хотя именно в эту пору обещает более богатую добычу. Но и во всякое другое время, как вообще все озера круглой формы, оно пользуется недоброй славой бурного и беспокойного: самые малые ветры заставляют его колыхаться как бы от тревожных движений какой-то невидимой чудовищной силы, покоящейся на дне его. И достаточно одного случая неудачного выезда в заподозренное озеро, окончившегося гибелью человека, чтоб в окольности, где всякий на счету и каждого жалко, прослыло оно "проклятым". Пройдут года, забудется имя несчастного, но случай останется в памяти с наслойкою придатков небывалого: простой случай превращается в легенду на устрашение или поучение грядущим векам. Одна из таких легенд связывается с именем суздальского князя Андрея Боголюбского, устроителя Залесской страны, памятного также по своим благочестивым деяниям. В темную ночь, на 29 июня 1174 г., коварные царедворцы, в заговоре с шурьями и женою князя, изменнически убили его. Брат князя, Михаил, свалил казненных убийц в короба и бросил в озеро, которое с того времени до сих пор в роковую ночь волнуется. Короба с негниющими, проклятыми телами убитых, в виде мшистых зеленых кочек, колыхаются между берегами, и слышится унылый стон: это мучаются злобные Кучковичи. Коварная и малодушная сестра их брошена, с тяжелым жерновым камнем на шее, в темную глубь другого, более глубокого озера Поганого.
На всем пространстве Великой России попали в сильное подозрение и приобрели добрую и худую славу, в особенности, небольшие, но глубокие озера, нередко в уровень наполненные темной водой, окрашенной железною закисью. Они изобилуют подземными ключами и теми углублениями дна, в форме воронки, которые образуют пучины, где выбиваются воды из бездны, или поглощаются ею. Темными ночами, в одиночестве, к таким водоемам никто не решается подходить. Многим чудится тут и громкое хлопанье, точно в ладоши, и задавленный хохот, подобно совиному, и вообще, признаки пребывания неведомых живых существ, рисующихся напуганному воображению в виде туманных призраков. А так как этому воображению не указано предельных рамок, то и те светлые озера, которые очаровывают своими красивыми отлогими или обсыпчатыми крутыми берегами, привлекательные веселым и ласкающим видом, не избавлены также от поклепов и не освобождены, в народном представлении, от подозрений.