Иллюзии Красной Шапочки
Шрифт:
– Вы, конечно, знаете, мои дорогие друзья, что я являюсь поклонником, и в какой-то степени учеником, своего великого соотечественника Луиджи Гальвани…
– Умоляю, доктор! – замахал руками мистер Шелли, – Только не об отрубленных лягушачьих лапках, оживающих от электричества!
– Разумеется, речь пойдет не об этом, Парцифаль, – холодно ответил поэту доктор.
Изучая красивое лицо мужа, Мэри в который раз подумала, что супруг ее гораздо более романтичен, чем умен.
– Жестоко, – заметила кукла, – неужели Перси
– Да, это так, – ответила женщина, – но побег – это тоже скорее романтический, чем умный поступок. И не забывай – я была безоблачно юна. И очень красива. А любовь…я не знаю!
– Ты и сейчас красива. А что произошло – я знаю! – заявила кукла, прыгая на одной ножке вокруг чернильницы, – Его стихи, глаза, слова! Ты влюбилась в Образ, а это все равно, что влюбиться в меня. Такой интересный опыт обязательно закончится весьма печально.
– Почему же? – спросила у неё Мэри, улыбнувшись.
– Если влюбляешься в Образ, всегда надо быть готовым к тому, что однажды совершенно незнакомый тебе человек заговорит с тобой чужим голосом…
2
– Будучи почитателем таланта этого великого ученого, я собирал и тщательно документировал всю информацию о нем. Некоторые рассказы были откровенной выдумкой, особенно те, что касались его личной жизни. В некоторых были крохи правды, а некоторым можно было верить. Сейчас я поведаю вам историю, интересную саму по себе, и неважно, правдива ли она, или же это очередной вымысел. Мне рассказал ее бывший слуга Гальвани – Наполеоне.
– Наполеоне? – рассмеялся Байрон, – Какая прелесть!
– Да, Наполеоне. Я случайно встретил его в Европе. Во время службы у мэтра он был еще совсем молодым человеком. В ту пору ученый жил в Генуе. И, как и положено престарелому и богатому генуэзцу, Гальвани имел молодую красивую любовницу по имени Орнетта.
Теперь расхохотался Перси, но Джордж даже не улыбнулся, лишь покачал головой. Мэри оценила этот элегантный жест. Клэр не сводила глаз с великого поэта, казалась, его реакция на рассказ доктора интересует ее гораздо больше, чем сама «поучительная история».
– Сначала у любовников все было хорошо, жена Гальвани большую часть времени проводила в путешествиях, так что им никто не мешал. Орнетта была полноправной хозяйкой в большом доме ученого. Но, со временем, разница в возрасте и непомерные аппетиты этой взбалмошной девицы сделали свое дело. Любовники начали ссориться: все чаще, все сильнее. Несколько раз Наполеоне был свидетелем откровенно безобразных сцен. За скандалами следовали примирения, бурные, но, увы, кратковременные. И вот однажды Гальвани попросил слугу принести графин вина в его кабинет. Там Наполеоне застал не только хозяина, но и Орнетту, беснующуюся, словно фурия. Оставив поднос, он поспешил выйти, но страшный грохот и дикий крик за дверью заставили его замереть на месте. Через секунду появился Гальвани. Облик великого ученого был ужасен.
– Он прикончил ее? – напрямую спросил Байрон.
Доктор поморщился, но не стал тянуть с ответом.
– Да,
Мэри вздохнула. Ей было жаль девушку.
– В приступе ярости Гальвани ударил ее ножом для препарирования. Короткий клинок из прекрасной стали сломал ей ребра и пронзил сердце.
– Весьма поучительно… – начал мистер Шелли.
– Да подождите вы, Перси! – перебил его лорд, – Это еще не конец, верно, Джон?
Полидори кивнул.
– Наполеоне был в ужасе от увиденного, он ждал, что хозяин пошлет его за представителями закона, а сам отправится к своим покровителям в надежде получить у них защиту и прощение. Но, вместо этого, Гальвани попросил слугу уложить труп на диван и подготовить приборы, которые использовались для опытов над мертвой материей.
– Боже мой! – воскликнула Мэри, – Он поступил с ней, как с мертвой лягушкой!
Доктор укоризненно посмотрел на мисс Годвин и замолчал.
– Простите меня, Джон. Я не смогла сдержаться…
– Хорошо. Я продолжу, если никто не возражает.
Никто не возражал. Все завороженно смотрели на рассказчика. Даже детское лицо Перси было странно серьезным, даже лорд сбросил свою маску, даже Клэр…но нет, Клэр по-прежнему смотрела только на Байрона.
– Собственно говоря, больше ничего внятного Наполеоне мне не сказал. Как только он добирался до гибели девушки, беднягу начинало трясти, глаза его закатывались, он заикался и немел от страха. Я уже упоминал, что в пору служения у Гальвани он был совсем молодым человеком, я же беседовал с глубоким стариком, дряхлым и совершенно седым. А ведь Наполеоне совсем немногим старше меня!
– Не интригуй, Джон, – спокойно попросил Байрон, – кое-что тебе все-таки удалось из него вытянуть.
– Именно «кое-что», лорд. Собрав воедино обрывки его искалеченной памяти, я понял, что эксперимент с оживлением Орнетты завершился великим триумфом науки. Ужасно, что свидетелем этого был только один напуганный человечек, и вместо торжественных речей в кабинете звучал осторожный, преступный шепот! Однако сам процесс воскрешения Наполеоне или не смог вспомнить, или не захотел вспоминать. «Сначала она была послушной» – бормотал слуга, опорожняя бокал за бокалом, но оставаясь абсолютно трезвым. Я понял, что Орнетта чувствовала себя неплохо, позже Гальвани даже ездил вместе с ней на воды.
– Какой ужас! – прошептал Перси Шелли.
– Согласен. Это весьма странно. Но, довольно скоро, девушку начала одолевать непонятная тоска, часами она сидела на полу в своей комнате, кажется, бедняжка даже задавала слуге какие-то вопросы, на которые он не решался ответить. Да, я не упомянул об еще одном важном обстоятельстве! Орнетта начисто забыла все, что произошло в тот злополучный вечер, с того самого момента, как вошла в кабинет Гальвани. Убийство и воскрешение удалось сохранить в тайне. Но через несколько месяцев жуткая депрессия полностью овладела существом, она перестала выходить из дома, плакала, умоляла доктора сделать что-нибудь…Девушка была уверена, что с ней произошло что-то страшное и необъяснимое.