Иллюзия греха. Последняя иллюзия
Шрифт:
– Даже если анализ не подделка, то в медкарте ясно написано, что девушка в коме. А значит, развить дар нет никакой возможности.
– Та танцовщица – ее сестра. Вполне здоровая и, надеюсь, сговорчивая, – сухо произнес Герберт, вновь начиная искать взглядом. – Куда же она делась? Не нужно было прогонять, когда только увидел.
В памяти Ричарда всплыли испуганные глаза девушки-скрипки, когда над ней навис брат и припечатал внушением, с абсолютно не свойственной ему сдержанностью.
– Действительно,
– Мне с детства не нравилось, когда ты брал мои вещи! – ровно ответил Герберт.
Брови брата полезли наверх.
– Вещи? – Ричард даже переспросил. – Ты в своей башне совсем связь с реальностью потерял? Я еще раз повторю. Девушка-то тебе зачем?
– А ты догадайся, – с некоторым вызовом и одновременно едва заметно проступившей горечью произнес Герберт. Особенно сильные чувства иногда пробивались даже у инкубов. – Ты же у нас гений!
Несколько мгновений Ричард помолчал.
– Не-е-ет, – наконец протянул он, когда его осенило догадкой. – Она не согласится. Да и шансов практически нет.
– Если не согласится – заставлю, – упрямо стоял на своем братец. – Но уверен, проблем не будет. Ей нужны деньги на лечение сестры, а я смогу осыпать ее кредитами. Ты проведешь искусственное оплодотворение, и девушка выносит ребенка.
Пальцы Ричарда неосознанно сжались в кулаки. Вот именно за эту циничность он ненавидел брата с самого детства. Инкуб – чтоб его!
Их могли сколько угодно считать венцом творения, но Ричард видел в брате и ему подобных ошибку природы, которую она же старательно пыталась стереть из бытия.
Читающие мысли, умеющие внушать свою волю и подавлять чужую. Их было немного, но даже этого хватило, чтобы после Второй Великой Войны, сто пятьдесят лет назад, первые инкубы буквально подчинили себе мир. Никаких идей глобальных завоеваний, скорее наоборот – удалось объединить Панем и Арсамаз, отстроить все разрушенное, и мир вполне счастливо продолжил существовать и по сей день. Становились выше здания, первые корабли полетели в космос, наука шагнула вперед. Вот только одну проблему инкубы так и не сумели решить.
Чертов гибридный вид! Слишком многое в них было намешано! Ричарду они напоминали генномодицированные помидоры. Идеальной формы, цвета, вкуса – но не способные к нормальному размножению семенами.
Жизнь инкубов была ярка и насыщенна. Подобно вспыхнувшим спичкам, они горели и так же быстро угасали, чаще всего не оставляя после себя наследников. Точнее, сыновей. А вот дочерей сколько угодно. Обычные человеческие девочки рождались от них с завидной регулярностью, но их папаши не имели к ним никакого интереса.
Отец Ричарда и Герберта – Роберт – нашел крошечную лазейку. Уговорил мать на искусственное оплодотворение. Габриель как ученый-биолог согласилась, лично проведя отбор материала для будущих эмбрионов.
Роберт Сакс после этого прожил недолго, до тридцати семи, что было редким долголетием у этого вида. Инкубы вообще редко доживали до тридцати пяти. Правда, стоит отдать должное, «неудавшемуся сыну» оставил в наследство аж пять процентов акций Saks-Technologies.
– Я не буду в этом участвовать, – категорично заявил Ричард. – Во-первых, для меня люди не вещи, а, во-вторых, кроме как у нашей матери, больше ни у кого эксперимент с ЭКО не удался. Ни один эмбрион мужского пола не прижился, сколько ни подсаживали.
Он поднялся со стола и приготовился уйти, но Герберт ухватил за рукав и остановил.
– Мне тридцать три. Ты должен понимать, что это означает. Нужно хотя бы попытаться!
– Пытайся, – равнодушно пожал плечами брат. – У тебя миллионы кредитов и тысячи дур, желающих стать матерями потенциального наследника огромной корпорации.
– Но только потенциальных артефакторов среди них нет ни одной. Ричард, вспомни, сколько лет жили эти люди. Век – полтора. Один из последних, Ян Коуч, дотянул до ста двадцати.
– Возможно, ему помог свежий горный воздух, – не удержался от колкости брат, вспомнив курс истории и место, где доживал последние годы великий артефактор.
– Или эти люди были просто на редкость живучими. Я видел отчет об автокатастрофе, в которую попали эти девушки, – он кивнул на папку. – Выжить было нереально, но они еще на этом свете.
– Одна в коме, вторая изуродована шрамами. Сомнительное проявление выживаемости.
– И все же они дышат, – Герберт упрямо стоял на своем. – Я просто хочу, чтобы мои дети не умирали, едва начав жить. Так почему не попытаться?
С губ Ричарда слетел горький смешок.
– Ты хотел сказать, чтобы твой потенциальный сын не умер… Потому что на остальных детей тебе в принципе плевать!
Он выдернул рукав из пальцев брата и приготовился уйти из клуба, но на горизонте возникла официантка, про которую Ричард Стоун уже успел забыть.
Вид у девушки был проштрафившийся.
– Виола ушла из клуба, – виновато проблеяла она Герберту. – Но если хотите, я могу найти еще кого-нибудь из девочек. Вам ведь для танца?