Иллюзия греха
Шрифт:
— Со мной Натка занимается, — охотно пояснил Павлик. — Она меня уже читать научила и считать до двадцать семь.
— До двадцати семи, — с улыбкой поправил Доценко. — А почему не до тридцати?
— Не знаю, так Натка говорит. Она меня заставляет примеры вслух решать. Я до двадцать семь... до двадцати семи правильно решил, а потом ошибся. Завтра она опять будет со мной заниматься, чтобы я уже до тридцати примеры решал.
— А с Олей она тоже занимается?
— Не, Олька у нас глупая, — заявил мальчуган. — С ней заниматься без толку. Натка сначала хотела, а потом бросила. Ничего у нее не получается. Дядя Миша, а вы ко мне потом еще придете?
—
— Хочу, — с серьезным видом кивнул мальчуган. — С вами интересно. Все равно как с Иркой.
— Договорились. Только с условием. Ольку будем называть Олей, а Ирку — Ирой. Ладно?
— А Натку?
— Натка — вполне подходящее имя, — великодушно разрешил Доценко. — А Олю и Иру будем называть ласково. Они же девочки, к тому же твои родные сестры. Ты у них единственный мужчина и должен их любить. И никому не говорить, что Оля глупая.
— Почему? — удивился Павлик. — Она же глупая. Так все говорят.
— Все и пусть говорят, а ты не должен. Оля не виновата, что с вами случилась беда. Если бы она не ударилась головой, она была бы такая же умная, как Наташа. Ее нужно жалеть, а не насмехаться.
Оля Терехина произвела на Доценко странное впечатление. С первого взгляда она действительно казалась глупой, ибо не могла производить в уме простейшие логические операции, посильные любому подростку ее лет.
— Давай поиграем в игру, — предложил Михаил.
— Давайте, — с готовностью откликнулась девочка.
— У всех негров курчавые волосы. Ты об этом знаешь?
— Нет.
— Ну так вот я тебе говорю: у всех негров курчавые волосы. Поняла?
— Поняла.
— Теперь я тебе говорю: этот человек — негр. Значит, какие у него волосы?
— Не знаю, — Оля подняла на него удивленные глаза. — Я же не знаю, про какого человека вы говорите.
— Про негра.
— Про какого негра?
— Ну, вообще про негра. Про любого. Так какие у него волосы?
— Не знаю.
Способность к абстрагированию у нее полностью отсутствовала. Умение делать выводы от общего к частному — тоже. Зато через некоторое время Доценко с изумлением обнаружил, что у девочки феноменальная память. Она легко запоминала все, что слышала, и могла впоследствии воспроизвести в любой последовательности и через сколь угодно длительное время. При этом способности ее распространялись только на то, что она слышит, но вовсе не на то, что видит. Миша потратил на эксперименты с Олей почти весь день и понял, что хотя читать она умеет, но запомнить прочитанное совершенно не в состоянии. Зато все, что воспринимается ею посредством слуха, застревает в ее головке намертво и надолго. Цифры, длинные фразы, непонятные термины, даже слова на иностранных языках — она все запоминала и воспроизводила с непринужденной улыбкой.
Но больше всего поразила Михаила старшая девочка, Наташа. С изумительной красоты лица смотрели огромные иконописные глаза, в которых затаилось страдание и какое-то недетское упорство. Память у нее была самой обыкновенной, хорошо развитой и натренированной постоянной учебой, но не выходящей за пределы среднестатистической нормы. Зато способности у Наташи Терехиной были явно выше средних.
— Как вы думаете, Михаил Александрович, я смогу поступить в институт, хотя бы на заочное? Конечно, жить я могу только здесь, в больнице, за мной врачи постоянно присматривают, но ведь я могу учиться. И я хочу учиться. Очень хочу.
— Я думаю, это можно устроить, — осторожно ответил Доценко. — Во всяком случае, я точно знаю, что некоторым людям, больным
— А что для этого нужно?
— Нужно договориться в Департаменте образования, чтобы тебе разрешили сдать экзамены за среднюю школу экстерном. Или тебя будут возить туда, где заседает экзаменационная комиссия, или сами члены комиссии будут приезжать в больницу. Ничего невозможного в этом нет, было бы желание. Ты уверена, что знаешь всю школьную программу?
— Уверена. Я могу хоть сейчас любой предмет сдать. По книгам, лежащим на тумбочке возле Наташиной кровати, было видно, что девочка действительно постоянно занимается по всему курсу средней школы.
— Кем бы ты хотела стать? — спросил Михаил. — В каком институте учиться?
— Я хочу заниматься компьютерами. Хочу быть программистом, — застенчиво улыбнулась Наташа. — Только я не знаю, в каком институте их готовят.
— Почему обязательно программистом? — удивился он.
— Потому что я никогда не поправлюсь, — спокойно и серьезно ответила она. — Я буду постоянно прикована к постели или креслу и никогда не смогу жить нигде, кроме больницы. У меня приступы случаются по два раза в неделю, и если врач вовремя не успеет, все закончится очень быстро. Сестра говорила мне, что теперь «скорая помощь» приезжает часа через два, а то и вообще не приезжает. Так что дома я не смогу. А программист — это такая профессия, что можно и в больнице работать. Никому ведь не нужно будет, чтобы я на работу каждый день ходила, я только должна программный продукт создавать.
— Но для этого нужен компьютер, а здесь его нет.
— Если понадобится компьютер — он будет, — уверенно ответила Наташа.
— Откуда же он возьмется в больнице?
— Ира достанет. Ира — это моя старшая сестра, — пояснила она.
Михаил внутренне сжался, стараясь не выдать то, что думает. Конечно, для Наташи ее старшая сестра — волшебная палочка, что попросишь — тут же достанет. Наташа, вероятно, не знает, каким каторжным трудом достается Ире каждая заработанная копейка, как она колотится день и ночь, только чтобы ее сестры и братишка ни в чем не нуждались. Наташа и не догадывается, что Ира бегает по всему городу, выискивая заказанные сестрой учебники и книги, вместо того, чтобы спокойно отдохнуть после уборки улиц, мытья лестниц и беготни по вещевому рынку, когда впереди еще вечернее мытье полов и посуды в ресторане. Ира, грубая и невоспитанная, гордая и независимая, не хочет, чтобы ее младшие знали, какой кровью добываются те деньги, на которые им регулярно покупаются фрукты, книжки и одежда.
Особенно нервничал Доценко, когда Наташу сажали в инвалидное кресло и вывозили в больничный парк на прогулку. В парке ситуация была совершенно неконтролируемая, в девочку могли выстрелить с любого расстояния, и уберечь ее Михаил не мог. Сегодня сестра к ней не придет, она была вчера, и на прогулку Наташу повезли как раз в часы посещений. Сестричка везла коляску по парку, а Миша со скучающим видом шел чуть сзади, цепким взглядом окидывая появляющихся в поле зрения людей. Он так хорошо мысленно представлял себе того человека, которого поджидал в этой больнице, что тот и в самом деле начал Мише сниться. Во всяком случае, мерещился он ему буквально в каждом прохожем.