Иллюзия игры
Шрифт:
– Чему же? – Ирка почувствовала себя несколько уязвленной.
– В Воронеже я заметил, что ты побаиваешься большого скопления народа. И хуже работаешь.
Крыть Ирке было нечем – старик сказал чистую правду. Когда к ним в комнатку первый раз набились покупатели, она испугалась. Не самой толпы, а того, что все эти люди сейчас разоблачат их и разгромят маленький магазинчик. Она сама не могла бы объяснить причин своей робости, но стала плохо соображать, сделала две ошибки, и Гройс вынужден был прикрикнуть на нее, чтобы девушка взяла
– Ты не понимаешь одной важной вещи, – тем временем размеренно говорил Михаил Степанович. – Толпа – это твой союзник. Чем больше людей, тем лучше для тебя, потому что толпа внушаема в целом и в частности.
– Что значит в частности?
– Это значит, что отдельно взятый, выдернутый из толпы человек будет легче поддаваться твоему внушению, чем он же, в одиночку гуляющий в парке.
На Иркином лице отразилось отчетливое сомнение.
– Именно так! – заверил ее Гройс. – И есть люди, которые отлично используют это в своей работе. У них нам с тобой – а точнее, тебе – и предстоит поучиться.
– И кто же эти люди? – подозрительно спросила девушка.
– Цыгане.
Ирка и Михаил Степанович сидели в чебуречной возле рынка. В Иркиной руке истекал масляным соком горячий чебурек – пухлый, золотистый, до невозможности ароматный. Звенел трамвай, собирающий старушек и озабоченных женщин с необъятными сумками, кричали смуглые мальчишки, драчливые отпрыски торговцев, а между старушками и мальчишками лавировали люди с портфелями: неподалеку возвышались несколько офисных зданий, и сотрудники срезали путь через рыночную площадь.
Михаил Степанович выбрал столик не в кафе, а на улице, под навесом. С их места улица была видна как на ладони. В стороне от трамвайной остановки, на скамейке которой вольготно расположился нищенского вида мужичонка, на парапете возле рынка шумели цыганки. Их было восемь или девять, возле подола одной крутились двое ребятишек. Часть женщин курила, сидя на парапете, другие стояли перед ними и о чем-то громко трещали, размахивая руками.
– Видишь вот того гражданина непрезентабельной внешности? – спросил Михаил Степанович, кивая в сторону остановки. – Это – «жучка», то есть сторожевой. Если вдруг появится чужой наряд, он подаст знак, а то и отвлечет.
– В каком смысле «чужой наряд»?
– Ну, своя-то милиция тут прикормлена, от нее сюрпризов ждать не приходится. Но вдруг рейд какой случится? Чужаки придут… Вот на этот случай сидит «жучка», чтобы гавкнуть по тревоге и дать цыганкам время уйти.
– Но они же не делают ничего противозаконного…
– Пока не делают, – согласился Гройс. – А теперь смотри внимательно.
Из трамвая вышла женщина лет сорока в старомодной юбке и кофточке. Ее светлые волосы были убраны в учительский пучок, из которого выбивались пряди. Мягкое, беззащитное лицо, растерянный взгляд, устремленный сквозь толпу… Две цыганки, словно по сигналу, поднялись и направились к ней, третья, пожилая, поспешно ковыляла за
– Этап первый – правильный выбор, – прокомментировал старик. – Видишь, кого они зацепили из всей толпы? Во-первых, женщину, причем правильного возраста. Лучше всех внушению поддаются молоденькие девушки вроде тебя и те, кому за сорок. У них возраст, семья, проблемы, муж загулял, у ребенка двойка в школе… А вот стариков и мужчин цыганки стараются обходить подальше. Правда, не всех.
Первая цыганка подлетела к женщине, прикоснулась к ней. Та остановилась, растерянно взглянула на цыганку и что-то сказала.
– Они выбирают человека, который погружен в себя, – продолжал Гройс. – Идет, задумавшись, – значит, готовый клиент. Можешь быть уверена, что денег у нее не просят, – боятся спугнуть. Наверняка спрашивают, как пройти куда-то, и она им сейчас покажет дорогу.
Будто следуя его приказу, жертва обернулась, махнула рукой назад и собиралась продолжать путь. Но не тут-то было: путь ей преградила вторая цыганка. Она не мешала женщине идти, но явно что-то спрашивала, уточняла, и та оставалась на месте.
– Второй этап. Сейчас, не сомневайся, они задают ей вопросы. Обязательно такие, чтобы она отвечала утвердительно. Первый вопрос – невинный, например: «Красавица, в какой стороне вокзал?» Второй – более личный, вроде: «Это у тебя обручальное колечко, родная?» Им нужно, чтобы она три раза сказала «да», поэтому могут спрашивать всякую ерунду, глупости.
– Зачем «да»? – напряженно спросила Ирка.
– Нынче это называется «манипуляция сознанием». А бабка моя говорила: «Три раза согласный – на все согласный». Человек расслабляется, ему легче принять то, что вызывает сомнения.
Пока он говорил, к растерянной женщине подошла третья цыганка, сперва дотронулась до ее правой руки, а затем бесцеремонно взяла за левую руку и принялась смотреть ладонь.
– Втроем работают, но это они от скуки. Обычно двоих хватает. Одна в одно ухо, другая в другое – чистая стереосистема получается. Они перегружают ее сознание. Если человек восприимчивый, то может впасть в подобие транса. Может, ты слышала – некоторые жертвы цыганок потом говорят, что не могут вспомнить, как отдали деньги.
Ирка кивнула, не сводя глаз с разворачивающегося на площади действа.
– Сейчас запутают ее. Думаешь, почему голоса громкие и юбки яркие? Не только для красоты. Когда такая карусель перед глазами, труднее соображать.
Ирка и сама видела, как закрутились-завертелись цыганки. Одна погладила женщину по руке, вторая прикоснулась к ее уху. Женщина непроизвольно отшатнулась, и третья тут же выдернула у нее волосок.
– Дед, а это зачем?
– Сначала болтовня, заговаривают ей зубы, потом трогать начинают. Видела, как третья за руку ее схватила? Заметь – всегда трогают за правую, за левую никогда. И не грубо лапают, а поначалу мягонько, едва-едва.