Иллюзия Луны

Чаландзия Этери

– Вы чего там шепчете, я не разберу? – спросила она.

– Я тебя спрашиваю, глухая тетеря, – повторил Кир, любуясь тем, как ловко Настя орудует разделочным топориком. – Ты почему дома-то сидишь все время, на улицу не выходишь?

Настя одним ударом разрубила кусок мяса.

– Сколько раз вам говорила, Кирилл Александрович, потому не выхожу, что людей боюсь.

Кир вздохнул, склонившись над квитанциями, разложенными по всему столу.

– Чего вздыхаете? – перекинула из руки в руку топорик Настя.

– Да оригиналка ты, Настя, – отозвался Кир,

аккуратно вписывая цифры в клеточки. – Людей она боится! Да что люди? Посмотри, лучше, сколько мы за квартиру теперь платим!

– Ага, а вы не странный, Кирилл Александрович?! – Настя отложила топорик и принялась валять отбивные в мелкопорубленной зелени. – Вон, муж убил жену табуреткой, так вам ничего особенного, а квартплату подняли – это ужас. Включите радио что ли, а то прямо на сердце тяжело от всего этого.

Кир протянул руку и послушно покрутил черную шашечку на боку приемника. Тут из него вдруг ударило такой шквальной волной, что он инстинктивно придержал бумажки, чтоб их ненароком не сдуло со стола.

– Вот-вот! Оставьте! – обрадовалась Настя и, пританцовывая в такт этой какофонии, поставила мясо в духовку.

Кир только головой покачал.

– Ох, Настя, ну что мне с тобой делать? – спросил он сам себя.

Она тоже не слышала вчера никакого шума на лестнице, преспокойно проспала всю ночь в своей светелке и о случившимся узнала от соседей, спустившись утром вниз за почтой. Сейчас, обняв какую-то кастрюлю и прикрыв от удовольствия глаза, она топталась в своем африканском танце на пятачке между столом и холодильником.

– Настя, – позвал ее Кир.

– А? – немного рассеянно отозвалась она.

– Ты на какое ухо-то не слышишь?

Настя покрутила головой.

– На правое, – отозвалась она. – А что?

– Да так, ничего, – проворчал Кир. – В левое ухо человеку черти нашептывают, в правое – ангелы. Получается, что ты, Настасья Филипповна, черт знает кто!

– Павловна, – с радостью в тысячный, наверное, раз поправила она Кира. – Настасья Павловна! И ничегошеньки подобного, Кирилл Александрович. Мой ангел, знаете, тоже не дурак в пустые ворота ломиться. Он наверняка себе какой-нибудь другой способ нашел.

– Ага, морзянку! – съязвил Кир.

– А может, и ее, – великодушно согласилась Настя.

Кир хотел еще что-то добавить, но заулыбался, махнул рукой, вернулся к своим бумажкам, но едва занес ручку, как вдруг страшный грохот донесся из гостиной. Он побледнел и поспешил из кухни.

Старинный сервант в гостиной выглядел так, словно в него попал снаряд. Что уж с ним произошло, теперь было не понять, но полки сложились, и все содержимое осыпалось мелкой стеклянной крошкой. Внизу, на ковре, вцепившись друг другу в волосы, катались мальчик и девочка. Драка происходила в полной тишине. Кир с ужасом смотрел на мелькавшие руки, ноги и налившиеся кровью, как томатным соком, лица. Он заметил злющие глаза, разорванный край одежды, царапину через всю шею. Выйдя, наконец, из оцепенения, Кир засучил рукава и шагнул на ковер.

Спустя полчаса девочка, похожая на маленькую ведьму,

сидела на краю дивана. Спутавшиеся волосы закрывали ее лицо и плечи. Она зыркнула в сторону Кира, когда тот приблизился, но ничего не сказала. Кир и не спешил. Он подобрал опрокинутый стул, отодвинул рассыпавшиеся книги, поправил ногой край ковра, подобрал что-то с пола и убрал в карман.

– У него синяк под глазом и губа распухла, – сообщил Кир.

Девочка не шелохнулась. Кир сел рядом с ней, помолчал немного, вдруг обхватил голову ладонями, и его плечи затряслись. От неожиданности она сначала отпрянула, а потом подобралась к нему под бочок, обняла и быстро-быстро зашептала, словно заговаривая:

– Деда, деда, деда…

Ничего не помогало. Она сползла с дивана, встала напротив и с некоторым усилием отвела ладони от его лица. Слез не было и в помине. Кир беззвучно хохотал.

– Ну, ты даешь, – тихо простонал он. – Надо же так измолотить ребенка! Весь в синяках, бедный. А у самой-то – пара царапин.

– Ага! Пара царапин! – возмутилась девочка. – А это?!

Она протянула руку, и Кир, отдуваясь от смеха, принялся ее рассматривать. Не обнаружив ничего, пожал плечами.

– Вот! – она ткнула пальцем в небольшое красное пятнышко у кисти. – Укусил! Как собака.

Кир погладил и поцеловал ладошку.

– Это ты собака. Он пока щенок, – с нежностью произнес он.

– Так мне что, получается, – не выдержала она и вырвала руку. – Все это слушать?! Раз щенок, тогда пусть молчит в тряпочку.

Кир только головой покачал и со стоном встал.

– Иди ко мне, – поманил он девочку. – Дай я хоть причешу тебя, чудище мое.

Девочка послушно поднялась, он ласково шлепнул ее по затылку и поставил перед зеркалом.

– Посмотри, на кого ты похожа, – с укором сказал он, вместе с ней заглядывая в отражение. – Воин. Настоящий комнатный воин.

Пока Кир доставал из комода расческу, он против своей воли опять тихо прыснул.

– Чего ты смеешься? – вскипела девочка.

– Тише, тише ты, – переполошился Кир.

– Чего смеешься? – шепотом повторила она. – Ему же больно, наверно.

– Вот именно, – подтвердил Кир, разбирая длинные каштановые пряди. – А ты о чем думала, когда его в глаз била?

– Ни о чем, – потупившись, девочка смотрела на свои расцарапанные ноги.

Кир помолчал, давая ей возможность собраться и самой рассказать о потасовке. Она понимала, что дед ждет, но молчала, надув губки. Кир легонько постучал расческой по ее затылку.

– Тук-тук, ну, рассказывай, что там у вас стряслось? – спросил он.

Девочка глубоко вздохнула, как перед погружением.

– Ну, сначала все было нормально. Мы сидели, рисовали. Картинки всякие, дома, людей, а потом маму с папой. И у него папа вышел такой красивый, а мама – уродина. Я спрашиваю: «Почему?» А он молчал-молчал, а потом как скажет: «Наша мама проститутка и предательница, а папа, бедный, страдает из-за нее!» Ну, я вступилась за маму, а он как начал кричать: «Это она во всем виновата!» В общем, я его поколотила.