Иллюзия пользователя. Урезание сознания в размерах
Шрифт:
Британский психоаналитик Дональд Уинникот указывал, что лицо матери — это первое зеркало младенца. «В индивидуальном развитии предшественником зеркала является лицо матери», — писал Уинникот. Исследования показывают, что реакции младенца становятся беспокойными и дезорганизованными, если лицо матери не отражает никаких эмоций, когда она на него смотрит.
Но у ребенка еще нет ощущения себя. «Нет такой вещи, как младенец», — утверждает Уинникот в своем знаменитом замечании. Младенец существует только вместе с матерью или другими людьми. Понятие «я», личность, не появляется до третьего года жизни. Естественное состояние младенца — это восприятие неотделимости и неидентичности.
Морис Берман называет это познание разницы между собой и другими людьми «основным недостатком»
Установление различия между «внутри» и «снаружи» — это фирменный знак сознания — и его проблема. «До этого момента (в жизни) все мы чувствуем себя более-менее продолжением своего внешнего окружения. Появление сознания означает разрыв этой непрерывности, появление разделения между Собой и Другим. Вместе с мыслью «Я — это я» для нас открывается новый уровень существования», — пишет Берман.
Этот процесс не является безболезненным. В 1951 году Уинникот предположил, что плюшевый мишка, с которым играет ребенок — это переходный объект между внешним и внутренним. Чтобы смягчить переход от себя к остальному миру, дети используют соски и плюшевых мишек. Позже появляются более совершенные вещи: искусство, религия, алкоголь, таблетки и книги. Фундаментальный страх, исходящий из идеи о том, что мы отделены от мира, смягчается теми средствами, которые мы можем найти.
В своей замечательной книге «Возвращение к чувствам» Берман использует это детское отделение как ключ к пониманию того, почему мы отрицаем собственное тело и те чувства, которые в нем ощущаем. Потому что когда мы начинаем проводить различие между собой и остальным миром, возникает конфликт: как они соотносятся друг с другом? Мы можем отрицать существование нашего сознания (и ощутить экстатическое чувство единения с миром, забывая о себе), или мы можем отрицать существование внешнего мира и его «отличность от нас», позволяя сознанию и «я» управлять всем, не встречая возражений.
Вопреки своим знаниям, полученным в результате изучения огромного многообразия психоаналитических и философских традиций, включая работы таких фигур, как Уинкотт, Элиас, психоаналитик Жак Лакан и философ М. Мерло-Понти, Берман утверждает, что эта последняя стратегия доминирует в нашей культуре. Разница между собой и «отличностью» постоянно воспроизводится: мы учимся отличать друзей от врагов, ручное от дикого, мирское от небесного. Более-менее отчаянная попытка сохранить идею о том, что мы обладаем контролем над собой, проявляется в образовании национальных государств и армий (которые появляются в то же время, что и зеркала и самосознание).
Но настоящая драма заключается не в этих внешних конфликтах: по Берману, настоящая драма — это внутренний конфликт. Вы — это личность, наделенная телом, но вы не хотите признать это тело, так как оно неконтролируемо, непонятно и отвратительно. А ведь по-настоящему пугает как раз то, что мы не можем контролировать: пауки, сексуальность, эмоции, страх и наше тело.
Другими словами, это все, что не может контролировать «я» — хотя и очень хочет. Результат подобного отрицания того, что мы не можем контролировать — ощущение глубокой пустоты, внутреннее беспокойство, которое постоянно приходится компенсировать с помощью переходных объектов. Как диктаторы, которые в конце концов сходят с ума, так как никто не осмеливается им перечить, «я» приходит к пожизненному отчаянию: все неконтролируемое — это угроза для «я», и мы пытаемся от этого избавиться путем интенсивного использования пестицидов, зоопарков и телевидения. Мы должны взять иное под контроль, так как «сама идея Внешнего — это настоящий источник страха», — как писали в 1944 году немецкие философы Макс Хоркхаймер и Теодор Адорно.
«В то время как с одной стороны тело характеризуется неизменным и неизбежным присутствием в нашей жизни, другая его существенная характеристика — отсутствие», — написал американский философ Дрю Ледер в своей книге «Отсутствующее
В философии 20 века Ледер придерживается взглядов так называемой феноменологической школы, созданной немецким философом Эдмундом Хассерлом, который пытался найти базис всех знаний в науке и повседневной жизни. Хассерл начал с изучения «явления» — того, что мы воспринимаем в данный момент. Примерно в 1913 году он начал описывать все виды восприятия с точки зрения «трансцендентального я». Слово «трансцендентальный» указывает на то, что Хассерл говорит о чем-то, что выходит за пределы восприятия и предшествует ему. Трансцендентальное я — это не то же, что эмпирическое я, личность, но скорее — в контексте этой книги — принципы симуляции, лежащие за иллюзией пользователя. Но жизненно важно то, что Хассерл показал: мы можем анализировать человеческое восприятие — явления, которые мы воспринимаем в данный момент — а не просто абстрактные концепции.
Француз Морис Мерло-Понти подчеркивает, что эти непосредственные восприятия коренятся в ощущениях тела. Мы можем ощущать вещи только потому, что у нас есть тело.
Но Дрю Ледер заходит дальше, чем Хассерл и Мерло-Понти. Их традиция в основном включает в себя восприятие и «подвижность». Как пишет Ледер, «через эти модальности мы непосредственно воспринимаем мир и воздействуем на него. И в то же время эти функции появляются внутри серии безличностных промежутков: тело эмбриона до рождения, автономные ритмы дыхания и циркуляции, неподвижность во время сна, тайна мертвого тела. Как раз потому, что эти состояния тела включают в себя различные формы отсутствия восприятия, ими, как правило, пренебрегают философы, рассматривающие тему восприятия».
Для Ледера фундаментальной проблемой философского взгляда на тело является следующая: философское различие между телом и умом означает, что философы никогда не понимали фундаментальных связей тела с миром. Мы едим, дышим и воспринимаем; мы движемся, танцуем и размахиваем руками. Тело соединено со своим окружением так, что мы этого не воспринимаем, потому что не осознаем того, как дышим, и официально не хотим признавать, что ходим в туалет.
«Почти все духовные традиции применяют позы и жесты, признанные означать, что теперь мы входим в отношения с божественным, — пишет Ледер. — Эти корни нашего тела уходят глубоко в почву органической энергии, куда не может последовать сознательный ум».
Телу известна связь с миром, которую не может почувствовать сознание. Вот почему почти все духовные традиции применяют позы тела, как и многие терапевтические традиции. Можно сказать, что позиция нашего тела по отношению к Вселенной выражает гораздо больше, чем известно нашему сознанию: перекрещивая руки, мы показываем близость по отношению к находящимся рядом людям, потягиваясь, мы ощущаем благополучие и показываем доверие, так как во время этого процесса человек уязвим.
В 1981 году датский психолог Олаф Сторм Дженсен сформулировал теорию «двух тел», которая во многом разделяет точку зрения Ледера. Сторм Дженсен проводит разницу между телом, которое контролируется сознанием («когнитивно-волюнтаристское тело», или «эго-тело»), и телом, которое не может контролироваться сознательно («эмоционально-вегетативное тело»).
Сознательно контролируемое тело имеет дело с волей и мышлением — это все, что «человек может делать» со своим телом, если захочет. Другое тело делает все, что «человек» не может контролировать: оно имеет дело с кровообращением, рефлексами, пищеварением, сексуальностью и эмоциональными реакциями.
Самый важный мостик между этими двумя телами — дыхание. В норме оно полностью контролируется бессознательным телом. Мы не думаем о том, что дышим, мы не думаем даже о том, что иногда задерживаем дыхание, когда удивляемся или восторгаемся (на самом деле мы даже не задумываемся о том факте, что дыхание является очень важной частью телефонного разговора). Но мы можем контролировать свое дыхание сознательно. Многие ментальные и духовные техники базируются только на этом — развитии дыхания.