Иллюзия счастья
Шрифт:
— Я ухаживал за тобой и видел, как ты велась на мои разводы, млея от комплиментов, ухаживаний и подарков. Знаешь, в тот момент, ты даже немного меня разочаровала, я думал, будет сложнее добиться твоего внимания и расположения. Но самое огромное разочарование меня постигло, когда я лег с тобой в постель, — небрежно кидает он мне. — Прости, Викуля, но ты же никакая в сексе. А мне приходилось терпеть это семь лет, делая вид, что я безумно тебя хочу. Знаешь, первые пару лет нашего брака я даже тебе не изменял, — говорит он так, как будто делает мне этим великое одолжение, а не вновь унижает, указывая, что я никто и ни на что не способна. — Я все надеялся на твою неопытность, думал, ты раскроешься, раскрепостишься. Но все тщетно. Все было настолько хреново, что иной раз мне приходилась трахать шлюх за деньги, чтобы хоть как-то удовлетвориться. Да и папаша твой доверял
— Замолчи! — не выдерживаю я, кричу ему в лицо.
— Я не хочу больше этого слышать! — закрываю уши руками, трясу головой, чувствуя нарастающую головную боль. Наверное, только сейчас ко мне приходит полное осознание того, что весь мой мир рухнул. Все, чем я жила последние семь лет, было всего лишь дешевым театром. Меня просто использовали, расчетливо манипулируя мной и моими чувствами. Ничего нет и не было. Моя жизнь — сплошной фарс, я — наивная дура, которая жила с закрытыми глазами и ушами. Я все придумала сама. Сама очаровалась, сама влюбилась, сама считала себя счастливой, и расплачиваться теперь мне тоже приходится самой. Все было только иллюзией, я видела только то, что хотела. Я пытаюсь не плакать, не доставлять ему ещё большего удовольствия. Зажмуриваю глаза, глубоко дышу, а мне кажется что я умираю. Я словно чувствую, как каждая клеточка моего тела медленно отмирает. душа не хочет принимать и осознавать происходящее и покидает меня, прощаясь со мной оглушительным криком в голове, от которого рвутся сосуды, заливая меня собственной кровью изнутри.
— как же наша дочь? — спрашиваю я, надеясь, что в этом бездушном расчетливом человеке осталась хоть капля чувств.
— Что дочь? Дочь остается моей дочерью. Хотя я не хотел ее появления. Но ты же меня не спросила, хочу ли я ее или нет, а просто преподнесла мне сюрприз, — он говорит это с некой претензией, буквально кидая мне в лицо.
— Ты говорил, что хочешь детей, — не знаю, зачем я оправдываюсь, мне уже некуда падать, я и так на дне, раздавлена и растоптана.
— А что я должен был в тот момент сказать? Предложить тебе аборт, что бы твой отец стер меня в порошок? так это даже сыграло мне на руку. Все были довольны и счастливы, — ровно в этот момент, когда он называет нашу дочь просто средством достижения цели, во мне просыпается ярость и злость. Меня душит приступом ненависти к нему. Жгучей, едкой озлобленностью. Я сама себя не узнаю в этот момент, плакать и жалеть себя вдруг резко перехотелось. Я соскочила с места, с намереньем придушить этого гада собственными руками. Эдуард поднимается в месте со мной, ловит мой взгляд, полный ненависти, немного приподнимая брови. Словно обезумевшая, я набрасываюсь на Эдуарда с кулаками, дергаю за его как всегда идеальную рубашку, с желанием ее разорвать, бью по лицу жгучей пощечиной, ударяя кулаками в грудь. Кричу, обвиняю, оскорбляю, ненавижу, чтобы показать ему, насколько мне больно. Впадаю в адскую истерику.
Отрезвляет и возвращает в жалкую реальность удар по лицу настолько сильный, что меня откидывает назад. Не удерживаюсь от слабости в ногах, лечу назад и падаю на пол.
— Успокойся! Истеричка! — грубо говорит он, возвышаясь надо мной.
— Ненавижу! Слышишь, ненавижу! — шиплю ему в ответ. — Tы ничего не получишь! Я подам на тебя в суд. Подниму все связи отца. Tы не просто вернешь мне компанию, ты будешь ползать у меня в ногах! — в этот момент я не осознаю, что несу и как буду эти осуществлять угрозы.
— Не страшно! Можешь не распаляться, дорогая, — смеется он надо мной, смотря сверху вниз. Я хотел по — хорошему. У тебя бы остался дом и месячное обеспечение, через пару лет мы бы развелись. Вот и все. Но вижу, ты не отступишь! Ну что же, ты сама себя на это обрекаешь. Я забираю у тебя дочь, и если ты рыпнешься — бедная Мила останется сиротой, — зло ухмыляется он. Мне становится страшно, действительно страшно, потому что я вижу в глазах этого монстра нездоровый животный блеск.
— Я не отдам тебе дочь! — в агонии кричу я, поднимаясь с пола, намереваясь выбежать из комнаты. Эд хватает меня за руку, прижимает к стене, обхватывает горло, сильно сжимая, моментально лишая дыхания.
— что мешает мне убить тебя прямо сейчас? И тогда все мои проблемы будут решены махом. Поверь, деньги сделают из меня не убийцу, а несчастного вдовца, жена которого покончила жизнь самоубийством. Ну, скажем, повесилась, вот здесь, в этом кабинете, — я не могу дышать, в глазах начинает темнеть. Мои попытки вырваться слабы и уже почти безжизненны, и если
— В общем, так, — снова совершенно спокойно и холодно говорит он. — Ты живешь в этом доме. Даже не пытайся его продать, он тоже принадлежит мне, — а я уже ничему не удивляюсь, просто сижу на полу, вдыхая тяжелый воздух, обжигающий легкие. Смотрю, как Эдуард расхаживает по кабинету, поправляя рубашку, которую я успела помять и оторвать несколько верхних пуговиц. — На твою карту будет поступать ежемесячное сумма на жизнь. Завтра приедет мой начальник охраны и заберет мои вещи. Собери их! — командует он. Ты живешь в прежнем режиме, занимаешься тем, чем занималась — то есть ничем, — он уже не смеется, просто дает указания. — Через год-полтора, мы мирно и тихо разведемся. И если ты будешь хорошо себя вести и сидеть тихо, то возможно я оставлю это дом тебе. Он мне осточертел. Ненавижу его, как, впрочем, и тебя. Последние два года меня от тебя тошнит, — его слова пропитаны ненавистью. Теперь я понимаю, откуда у него это взгляд полный презрения — он ненавидит и мстит мне за те годы, что потратил на меня и свои планы. — Надеюсь, ты поняла, что со мной не стоит играть и предпринимать какие-либо попытки вернуть все назад. Я не такое чудовище как может показаться, — «не такое, ты просто бездушная мразь» вертится у меня в голове. — Я буду за тобой следить и наблюдать. Если мне просто покажется, что ты что — то затеяла, ты об этом пожалеешь. Хотя… — останавливается он, немного задумываясь, осматривает меня с легкой ухмылкой, похожей на оскал сумасшедшего, от чего мне становится жутко страшно. В данный момент он похож на невменяемого маньяка, который получает от происходящего наслаждение.
— Разве женщины, совершившие суицид, могут о чем — то сожалеть? Не зли меня, милааая, — тянет последнее слово, немного наклоняясь ко мне. — И все будет хорошо. За компанию можешь не переживать, она в надежных руках.
— Почему? — хриплым голосом спрашиваю я. — Почему мы не можем развестись сейчас? Зачем тебе нужны эти полтора года? — не понимаю я, ведь он уже добился всего, чего хотел.
— Так надо, — отвечает он. — И да, можешь даже завести себе любовника, я не против, — смеется он, наливая себе остатки коньяка. — Хотя, вряд ли конечно, кто-то захочет трахать такую как ты, — буквально выплевывает он, в очередной раз унижая меня. — Ну, это уже твои проблемы, — кидает последнюю фразу — как будто вытирает об меня ноги, выпивает залпом коньяк. Идет к двери, хватается за ручку, останавливается, поворачивается ко мне. — Надеюсь, тебе не надо объяснять, что в наше время делают деньги и власть. Тебе ли не знать, какое влияние имел твой отец. Теперь все влияние у меня. Будь хорошей девочкой, — говорит он, покидая меня, захлопывая за собой дверь. Оставляет в полном крахе моих иллюзий.
Хочу подняться с пола, но не могу. Я словно парализованная, руки и ноги не слушают меня. И я ползу, чувствуя, как немеют губы, а тело начинают покалывать тысячи иголочек.
Подползаю к папиному рабочему столу, сажусь, облокачиваясь на стол, достаю из выдвижного ящика его фото двадцатилетней давности, на котором он такой молодой красивый, смотрит на меня как на принцессу, немного обнимая за плечи, а я восхищаюсь своим отцом.
— Папа. Папочка, — шепчу я, водя руками по фото. Прости меня, пожалуйста. Я все испортила. Я оказалась никчемной дочерью. Я так виновата перед тобой, — и я уже тихо беззвучно плачу без истерики и надрыва, размазывая ладонями по лицу слезы, которые застилают опухшие глаза. — Это была вся твоя жизнь. А я… Я ее…
Громкая музыка оглушает, от ярких вспышек огней рябит в глазах, но выпитая мной доза текилы, кружащая голову и постепенно затуманивающая разум, скрашивает весь этот шум. Мне хорошо. Озираюсь по сторонам, ища глазами линку, которая уговорила прийти меня в этот черезчур пафосный клуб. Как сказала Алина «Вышибать клин клином». Я не совсем поняла, что она имеет ввиду, но согласилась. Хотя, моя подруга думает, что мы с Эдом просто разошлись, потому что он мне изменил, и скорее всего, она притащила меня сюда разгонять депрессию. А у меня нет никакой депрессии. Меня самой просто нет.