Иллюзия счастья
Шрифт:
— Безумно скучал, — огрызается сквозь зубы, пытаясь не выдавать своей трусливой натуры.
— Спешу тебя разочаровать, ты, к сожалению, не в моем вкусе. Поэтому наше свидание будет далеко не романтичным, — пинком захлопываю дверь, продолжая держать его на прицеле.
— А кто в твоем вкусе? Моя жена? — а вот это он зря, потому что после этой фразы, вся моя холодная собранность пропадает. Меня бьет приступом ярости, хочется придушить тварь голыми руками. Еще не время. Мы еще немного поиграем.
— Медленно, без резких движений, вынимаешь ствол и отдаешь его мне, — Эдуард нервно усмехается, достает пистолет, протягивая его мне. Забираю оружие, пряча
— Проходи, располагайся. В общем, чувствуй себя как дома, — с притворной вежливостью предлагаю ему я. Эдуард нервно осматривается по сторонам, будто не веря, что мы одни.
— Кого-то ищешь? Не того ли, кому назначал здесь встречу, в надежде его здесь же и похоронить? — это риторический вопрос, я не жду на него ответа, а шакал и не спешит отвечать. — Мой тебе совет. Хотя, конечно вряд ли он тебе еще пригодится. Но все же. Убирай свидетелей и подельников сразу, иначе, рано или поздно, они тебя подставят.
— Спасибо. Я учту и закопаю тебя лично сам, без свидетелей и помощников, — в шакале ещё остается смелость и уверенность в себе. Чует тварь, что я не собираюсь его убивать. Смерть для него — это слишком просто. Да и очередной грех на душу я брать не хочу. Моя цель — сгноить его на зоне, довести до такого состояния, что он вздернется там сам.
— Давай ближе к делу, — так официально заявляет он, закатывает рукава своей идеальной рубашки, будто мы ведем переговоры. — Чего ты хочешь, Богатырев? Полцарства и мою жену в придачу? — выгибает брови, ведя свою игру.
— Все царство, — уточняю я, опускаю пистолет, но крепче сжимаю его в руках, готовый в любой момент вернуть в прежнее положение. — Малым не довольствуюсь, — ухмыляюсь, смотрю в его бегающие глаза. Ублюдок храбрится, но его напряженное тело и немного подрагивающие руки выдают его с головой.
— Не много ли ты хочешь? Может, умеришь свои аппетиты, и мы сможем договориться?
— А я, знаешь ли, не договориться сюда пришел. А ставить свои условия, которые ты будешь выполнять. И если ты будешь хорошо себя вести, возможно, в конце, я отпущу тебя, шакал, — я блефую, отпускать его не я собираюсь. Но мудаку нужен маленький стимул и надежда.
— С чего ты взял, что я буду выполнять твои условия? — скалится шакал, пытается меня отвлечь нашей «милой» беседой, но я замечаю, что он, как бы невзначай, запускает руку в карман брюк, и начинает там шарить. Подлетаю к шакалу настолько быстро, что он не успевает опомниться. Хватаю за запястья, выкручиваю руку назад, вынимая ее из кармана вместе с телефоном, который он так и не успевает отпустить. Отнимаю аппарат, швыряю его об стену, разбивая вдребезги. И все, как только я касаюсь мудака, получая первую дозу адреналина, выплескиваю всю ярость на него. Наношу первый удар в челюсть, который становится спусковым механизмом для меня.
Шакал не удерживается на ногах, падает на пол, изворачивается, пытаясь схватить меня за ногу, и получает этой же ногой под дых. Сгибается пополам, издает вой, и мне даже как-то неловко бить того, кто слабее меня. Хватают его за грудки, тяну на себя, и пропускаю удар. Шакал разбивает мне губу, тем самым перечеркивая минутную жалость к нему. Наношу удары, не сдерживая силы до тех пор, пока по его подбородку не начинает течь струйка крови. Глубоко вдыхаю, отталкиваю мудака от себя, вытираю окровавленную руку об его рубашку. Отхожу к окну, смотрю на улицу, замечая, как машина Константина
— В общем, так! — оборачиваясь к Эдуарду, говорю я, смотря, как он садится на пол, размазывая кровь по лицу. — Сейчас ты звонишь своим приспешникам-адвокатам и просишь их передать компанию, счета Виктории. Все что принадлежит ей, до последней копейки и то, что успел слить на заграничные счета.
— А если нет? Тогда что? Что ты сделаешь, Богатырев? Убьешь меня? — хрипит ублюдок.
— Нет, шакал, убить тебя было бы слишком просто. Хотя как вариант… Тогда все снова перейдет к Виктории, поскольку она до сих пор является твоей женой.
— И что потом? Я передам все назад Виктории, а ты сдашь меня ментам? Такой вариант меня тоже не устраивает, лучше убей, — усмехается гад, сплевывая сгустки крови. — Слушай, что ты хочешь? Ты же не просто так все это делаешь. Мы с тобой даже чем-то похожи. Ты точно так же как я, возишься с моей женой в надежде заполучить кусок компании Белого, — я уже понимаю, к чему он ведет и на что намекает. де-то он даже прав — я хочу кусок компании. Только вот моя цель кардинально отличается от его. Моя цель — управлять, поднять и приумножить. Объединить все в одну корпорацию и Вика получила бы от всего этого половину. Все так, как и должно быть. Я управляю, а женщина получает процентную прибыль и занимается, чем хочет. — Предлагаю тебе ровно половину, ты вложишь туда все, что я уже успел слить, и вся компания твоя. Она мне не нужна. Я скрываюсь за границей и больше сюда не возвращаюсь. Договорились? — выгибает разбитую бровь, ждет моего ответа. мне вдруг почему-то так тесно становится в этой затхлой комнате вместе с ним. Ублюдок до сих пор, не теряя надежды, ищет выходы. А выход у него только один — на зону. Но и там я его в покое не оставлю. Сделаю так, чтобы о нем позаботились и там. Меня начинает тошнить от него в прямом смысле этого слова. Как Виктория могла жить с ним все эти годы? Не просто жить, а любить и боготворить. Как эта чуткая женщина не распознала в нем падаль?
— Не договорились, — смотрю ублюдку в глаза, набираю номер Константина, один гудок, сбрасываю. Слышу, как на улице хлопают двери машины и приближающиеся шаги. Эдуард может быть кем угодно: ублюдком, шакалом, мразью, но дураком — никогда. Он прекрасно понимает, что его ждет, дергается в панике, пытаясь подняться на ноги, но получает от меня очередной удар, вновь падая на пол. Резко оглядывается назад, когда в дом заходят Константин и двое его ребят. Прикуриваю сигарету, достаю платок из кармана, обтираю руки, стираю кровь с разбитой губы, затягиваюсь густым, горьким дымом, продолжая наслаждаться паникой и реальным страхом шакала, от которого его бросает в пот. Наклоняюсь к трусливому ублюдку, усмехаюсь, не скрывая своего презрения.
— Знаешь, Эдуард, есть такая мудрость: «Слезы женщины всегда возвращаются к ее обидчику вдвойне», — делаю намеренную паузу, затягиваюсь сигаретой, выпуская дым в лицо Эдуарда. — Ты умеешь плакать, Эдуард? Нет? Сейчас эти парни научат тебя рыдать, захлебываясь кровавыми слезами, — надо отдать мудаку должное, хоть он и боится, покрываясь липким, вонючим потом, но стискивает челюсть и молчит, пытаясь держаться. Но это ненадолго… Константин умеет убеждать. Я сам иногда побаиваюсь этого человека. Особенно сейчас, когда отпускаю взгляд мудака и встречаюсь с лихорадочным взглядом Константина.