Иллюзия смерти
Шрифт:
Уотсон спрашивает, кто готов отправиться на разведку на «Nyx». Решать надо быстро. Но руку никто не поднимает, и тогда мы тянем жребий. Мы сравниваем свои соломинки, и я ощущаю, как под ногами у меня разверзается бездна. Со мной пойдет Уотсон.
Мы обречены катить к смерти.
Прежде чем поделить остатки воды на пять равных частей, каждый выпил по четверти стакана. Наша доля была перелита в две банки, обернутые тканью, которую мы даже не сможем больше увлажнить. «Nyx» может двигаться со скоростью тридцать километров в час, нам
Все вместе мы стоим перед створками шлюза, без комбинезонов. Оппенгеймер открывает. Теплый ветер ласкает мне лицо, от удовольствия я закрываю глаза. Каждый из нас расправляет плечи, дышит полной грудью. Вот уже пять месяцев, как ни одна молекула чистого воздуха не касалась нашей кожи. Немец испускает протяжный крик, который теряется в пустоте.
Благодаря рации мы с Уотсон сможем оставаться на связи с куполом. Пора. Мы все обещаем друг другу, что очень скоро увидимся, что помощь вот-вот придет и что мы обязательно найдем следы цивилизации в шестидесяти километрах отсюда. В конце концов, Чили – это всего-навсего узкая полоска земли. Пэтиссон прижимает меня к себе и, обливаясь слезами, бегом возвращается в купол. Остальные неподвижно смотрят, как мы уезжаем. Их глаза многое говорят об участи, которая нас ждет.
Очень скоро, по мере того как гряда вулканов приближается, база превращается в маленькую белую точку в зеркале заднего вида. К востоку рыжая и охристая перемычка как будто истончается, и я направляю машину именно туда. Саднит пересохшее горло. Мы не разговариваем, чтобы экономить слюну. Хочется пить, но я сдерживаюсь, я буду сдерживаться, сколько смогу. Я думаю о своей семье, о ребенке, пытаюсь представить себе, о чем сейчас размышляет Элен. Что ей рассказывают о нашей миссии? Что написано в сообщениях, которые она получает, полагая, что они от меня? А если… если я не выживу, что они ей скажут?
На лбу Уотсон выступают крупные капли пота, солнце жарит немилосердно, синева неба такая глубокая, что мне кажется, будто я смотрю в океанскую бездну. Я шарю взглядом по небу в поисках следов самолета и не вижу ни одного. Помнится, прежде они иногда появлялись. Когда их не стало?
Преодолев двадцать два километра пути, мы вроде бы добрались до края неприступной гряды скал. Еще несколько сотен метров – и мы узнаем, что там, по другую сторону. Я воображаю себе просторную гладь океана, на берегу которого рассыпаны города с разноцветным населением. Я представляю себе гул толпы, автомобильные гудки, запахи пряностей и холодного пива. Скоро приедем.
Чтобы подорвать мой боевой настрой, «Nyx» издает бип-сигнал гораздо раньше, чем ожидалось, на двадцать пятом километре. Мы уже достигли точки невозврата. Мы с Уотсон озабоченно переглядываемся. Губы у нее пересохли. Только идиоты в подобной ситуации не повернули бы обратно. Чтобы пригасить бушующее в глотках пламя, мы делаем по нескольку глотков тепловатой воды из своих склянок. Уотсон включает рацию, мы слышим слова поддержки, которые напоминают мне те, с которыми обращаются к приговоренному.
Мы
На тридцать третьем километре «Nyx» одолевает подъем, оставив вулканическую крепость слева. Наконец поверхность становится ровной, открываются перспективы, и мечта о синеве океана превращается в красный кошмар. Темно-красный цвет этих чертовых скал теперь повсюду вокруг нас: слева, справа, до самого бескрайнего горизонта. Я слышу, как Уотсон бормочет: «Не может быть!» – затем она лихорадочно хватает рацию и говорит: «Ничего нет. Вообще ничего».
Даже если мы решимся повернуть назад, «Nyx» выйдет из строя приблизительно в шестнадцати километрах от базы.
И даже если мы, вконец обезвоженные, доберемся до базы, чего нам ждать при отсутствии воды?
Надо экономить силы. До последнего использовать энергию модуля.
– Может, мы в конце концов что-нибудь увидим, – бормочу я. – За горизонтом всегда что-то есть. Мы должны продвинуться как можно дальше, а потом, когда «Nyx» больше не потянет, пойдем пешком.
– До конца…
Не говоря больше ни слова, мы опять пускаемся в путь. За скалой – скала. За нашими спинами уходит вдаль гряда вулканов. Черт возьми, да мы оба сдохнем от жажды. Все пятеро сдохнем. Мне следовало прихватить оружие. А мы об этом даже не подумали.
Внедорожник, который доставлял нам воду, разбился о скалу. Мы с предосторожностями покидаем «Nyx». Внутри салона обнаруживаем два человеческих трупа. Тоже высохшие, как саламандры. Они в одежде, но она едва прикрывает кости, на которых еще видны куски тканей и кожи, коричневой и скомканной, как горелая бумага. Неузнаваемые лица мумий. Мужчина и женщина. На их футболках логотип НАСА, в точности как на наших.
Уотсон морщится, тянет меня назад:
– Уходим, быстро.
Мы бросаемся к «Nyx». Я стремительно стартую. Не могу отвести взгляд от зеркала заднего вида. Черт возьми, что же здесь произошло? Кто эти люди? Откуда они? Их настигла та же болезнь, которая убила мелких зверушек. Уотсон совершенно оцепенела и смотрит прямо перед собой. Она даже не удосужилась отключить рацию. На ее лице ужас.
Тут наш аппарат скатывается по склону, и я не верю своим глазам. Пальцы Уотсон вцепляются в мою правую руку. Это не мираж: прямо перед нами, внизу, – ну да, купол. Купол, соединенный тоннелем со складским пространством, с антенной, со шлюзом.
Я спускаюсь, огибаю его и обнаруживаю черные буквы на передней круглой стене: «Ахерон II». Наш купол. Черт пробери, но как это возможно? В десяти метрах от входа лежат три тела, но они не такие, как те, во внедорожнике. Эти скорее разложившиеся, нежели засохшие. Широкий красноватый след свидетельствует о том, что сюда их перетащили изнутри купола. Они лежат лицом в землю. Убитые пулей в спину. Двое из них женщины.
Дрожащей рукой я выключаю электродвигатель. Я в шоке.
И в этот момент мне в голову приходит самая страшная мысль. Пустыня – это чистилище. Она служит прибежищем мертвым, которые не знают, что они мертвы, и бродят по ней в ожидании Страшного суда.