Иллюзия
Шрифт:
Ветер бросал шлюпку из стороны в сторону, будто игрушечную. Надежды на спасение уже не было. С трудом приподнявшись со дна лодки, я взглянул в сторону затонувшего корабля. На безупречно белом горизонте возвышались ледяные рифы. Все было кончено. Я закрыл глаза…
Не знаю, сколько прошло времени… День, два, может больше, но я очнулся на мерзлой земле, совершенно не осознавая, что я жив. Кое-где виднелись доски разбитой шлюпки. Метрах в десяти от меня валялся рюкзак кока. Рука ужасно болела, скорее всего, кость была сломана. Никак, кроме как чудом я не мог назвать то, что я не разбился на лодке
Я выжил, не имея ни малейшего понятия, где я нахожусь. Сколько времени я провел без сознания? Как далеко я нахожусь от места кораблекрушения? Ответов не было. И никогда уже не будет. Все что я мог сделать – это отправится вглубь холодных земель, в надежде отыскать тлеющий очаг жизни.
Запасов провизии в рюкзаке должно было хватить на некоторое время путешествия. Приблизительно на два-три дня. Если за это время я не смогу отыскать людей, то погибну.
Переломанная рука ужасно болела, но я был все еще в состоянии двигаться. Поднявшись на одно колено, я внимательно всматривался в горизонт, пытаясь обнаружить хотя бы какой-то намек на признаки человеческой жизни. Но даже если здесь когда-то ступала нога человека, то флегматично-холодный горизонт тщательно скрывал это.
Я не мог определить, куда мне следовало двигаться, и поэтому решил идти наугад. Куда-то вперед. Куда-то в снега. Ветер стих. Спокойствие, наполняющее льды, было каким-то зловеще тревожным.
Превозмогая усталость и дикую боль в руке, я поднялся с колена и направился к находившемуся неподалеку рюкзаку. Еще одним маленьким чудом оказалось то, что содержимое рюкзака осталось абсолютно таким же, как и когда я забрал его у мертвого кока. Внутри я нашел все тот же карандаш, тетради и провизию.
Ирония судьбы. Карандаш и тетради. Теперь я мог вести некое подобие дневника, который никто никогда не прочитает. Описать каждое мгновение, отделяющее меня от неминуемой гибели в этой вечно белой пустыне.
Открыв одну из тетрадей, я вывел на первом листе: “Ноябрь 1840 года. Кораблекрушение. Местонахождение неизвестно”. Непонятно, зачем я написал это, будучи уверен в том, что это никто не прочитает, но в тетради появилась первая заметка… И я был уверен, что скорее всего скоро появится и вторая.
Оставив на некоторое время тетрадь, я съел небольшой кусок солонины, расположившись на одной из досок, валяющихся на снегу в изобилии. Необходимо было принять решение, в каком направлении двигаться. Мрачные кручи снега окружали меня со всех сторон горизонта, то возвышаясь к солнцу, то наоборот прогибаясь под ним. Прикинув где легче всего можно будет пробираться через снег, я наметил себе что-то похожее на маршрут, по которому собирался двигаться, как только расправлюсь с едой.
Вгрызаясь зубами в холодный кусок мяса, я наблюдал за стоящем в зените солнцем, свет которого делал снег ослепительно ярким. Нужно было двигаться пока солнце не село за горизонт. Отсутствие ветра было мне на руку. Я чувствовал мороз, но понимал, что, не замерзну, если буду все время двигаться вперед. Мне нельзя было заснуть, это, скорее всего, означало бы мою гибель. Я должен был просто идти вперед, пока не умру или пока не набреду на людей…
Еды больше не было. Я потерял счет времени. Последнюю запись
Вгрызаясь в снег ничего не чувствующими руками, я упрямо волок тело по белоснежному покрывалу. Мне удалось протянуть во льдах какое-то время. Где-то около двух-трех суток, но было понятно, что отведенное мне время подошло к концу. Здесь среди бескрайней пустыни льда и снега заканчивается мое везение. Здесь погибнет человек, мечтавший покорить льды.
Борясь с холодом, голодом и сном, я доживал последние минуты моей жизни. Помощи ждать было неоткуда. Солнце медленно садилось за горизонт. К концу подходил очередной день в царстве вечной мерзлоты. К концу подходила моя жизнь.
Дрогнула мышца руки, отказавшись повиноваться. Я больше не мог ползти, я сдался, я погиб. Тлеющий внутри меня очаг жизни погас. Сердце билось все медленнее и медленнее. Я был готов к тому, что оно остановится в любую секунду.
Я лежал на снегу и чувствовал, как холод доедает то, что осталось от меня…
Я пришел в себя от холода. Вода давно остыла. Еще одно видение? Тело пробивал озноб, и я поспешил покинуть холодную ванну, пока окончательно не замерз.
Часы в коридоре показывали два часа дня. Выбравшись из воды, я отыскал полотенце и, уставившись в зеркало, судорожно растирал тело. Чертовы сны! Еще одна смерть среди снегов. Чтобы это все могло значить? Воспаленное сознание рисовало картины с такой любовью к деталям, что, казалось, я пережил уже две смерти. Сны вырвали меня из реальности моей скромной жизни, и взамен предлагали, полную ужасов и смертей альтернативу.
Растирания помогло – я с удовольствием чувствовал, как разгоняемая по телу кровь, согревала мое тело. Одевшись, я бросил полотенце в корзину с бельем и прошлепал на кухню, чтобы заварить кофе. Залив в электрочайник воды, я нажал на кнопку «старт» и подошел к окну. Всматриваясь в собственное отражение в стекле, я размышлял о том, что со мной происходит.
Видения, появляющиеся все чаще и чаще, заставляли усомниться в том, что некоторые вещи, были реальностью, а не плодом моего воображения. Звонок из страховой компании, утверждающий, что мою машину помяли несколько дней назад, полностью сбил меня с толка.
Во всем было что-то пугающее. Что-то неизвестное мне. Действительно ли я сейчас нахожусь на своей кухне и готовлю себе кофе или это все очередной сон, выдумка сознания и я на самом деле сейчас просто мирно сплю в спальне. Сколько раз мне нужно проснуться, чтобы проснуться на самом деле. Происходящее было предательски обманчивым.
Чайник на кухне засвистел, сообщая, что вода закипела и пора делать кофе. Наливая в кружку кипяток, я задумчиво рассматривал, как кофейный порошок растворялся в воде. Дождавшись полной ассимиляции кофе в воде, я размешал получившуюся жидкость чайной ложкой, добиваясь однородного цвета жидкости.