ИльРиса. Подарок Богов
Шрифт:
— Сладкая очень, — заметила я, запивая угощение обычной водой.
— Так затем и собирают ее, что сладкая, — крякнул дядька Никос. — Ты что же и жожь никогда не пробовала?
— Не доводилось, — честно ответила я.
— Вот, смотри, — Дизара, только войдя, сразу заняла почти всю комнату. И не потому, что она такая крупная, а скорее, стоило ей только войти, женщина тут же подавляла всех вокруг. — Нашла корочки старые Марсины, еще целые. На удивление прямо. Да был год, когда он вдруг как вымахал, а мы ему только-только обувку новую справили, да обшили. Вот оно на
Обувь мне подошла прекрасно. Корочки — кожаные туфли на деревянной подошве. Штаны десятилетнего парнишки оказались коротки, зато в талии отлично, две рубашки, что принесла Дизара немного в груди поджимали, но носить можно.
— Тебе только это, — Дизара протянула мне отрез ткани. — Перси перевязать надобно.
— Что? — не поняла я, по инерции принимая ткань.
— Ну это, — зарделась женщина. — Не носят у нас так одёжу бабы. Перематываться надо.
— Грудь перевязать нужно? — наконец дошло до меня.
— Я и говорю, перси нужно затянуть.
Так, ясно, перси — это грудь, но слово мне не знакомо. Однако я безропотно перевязала не туго требуемое место, теперь и рубашка лучше села, переоделась, обулась и вышла к ожидающему дядьке Никосу, он ждал за дверью, во дворе.
— Ты теперь совсем как нашенская, — заметил он, увидев меня. — Бабам в деревне скажу, племянница ко мне приехала, чтоб вопросов лишних не задавали.
— Конечно, — кивнула я. — Я не против.
— Ты, это, смотри, слязны они в листве-то и не видны почти, — продолжил инструктаж дядька Никос. — Кусают дюже болюче, поначалу-то на щипок похоже, а после укуса место распухает, чирий раздувает огромный со слизью вонючей да болит жуть как. Если укусов много, можно и кончиться, а уж от боли намучаешься перед смертью! — спокойным таким бодрым голосом рассказывал мужчина.
А меня передернуло от перспектив, да мысль мелькнула, может, ну ее, эту охоту? Лучше, может, к Дизаре вернуться? Но я упрямо продолжила топать рядом с дядькой Никосом. Мы прошли деревню насквозь, провожаемые заинтересованными взглядами множества женских глаз. Мужчин и не видно, только детишки, изредка подростки, да женщины. Они примолкали, завидев нас, а стоило нам удалиться хоть немного, за спиной слышались обильные шепотки, торопливые переговоры вполголоса, а кто и вовсе не стеснялся — говорил, не скрываясь.
— Никос, — дорогу нам преградил высокий взрослый мужчина, в возрасте уже, еще и борода седая да длинная лет ему добавляет, однако стариком назвать встреченного язык бы не повернулся. Мужчина, судя по виду, привык командовать, излучает силу и уверенность в себе. Это чувствуется и в развороте плеч, и в широко расставленных ногах, и во взгляде, каким он сверлил нас с Никосом. — Ты куда девку ведешь? — громко поинтересовался мужик.
— Здоровьица, Фирел, — поприветствовал Никос. — В лес идем, слязнов охотить.
— Как это? — крякнул Фирел. — А девка тебе там зачем?
— Племянница то моя, из Лисовиков утром приехала. Не видались давно, вот и поговорим в дороге.
— А бабы сказывали, голая она утром по деревне хаживала! — напирал
— Тю, злословницы! — сплюнул на землю Никос. — Скупаться она решила, да одежу в речку-то утянуло, а неча на край класть! — Никос хмуро на меня посмотрел, а я прям прониклась, потупилась и разве что ножкой не шаркала. — Так в моей рубахе шла, а не голая, слушай ты этих пустобрех! — махнул он рукой.
— Ты, Никос, прости, что расспрашиваю, знаешь же, в ответе я за всех, должен знать, ежели что случается.
— Да я разве возражаю? Все ответил честь по чести, сам хотел вечером зайти, да ты опередил. Ладно, Фирел, идти нам надобно, а то слязны на ночевку попрячутся, сам знаешь, они после полудня недолго гудят.
— Заходи, Никос, — освободил дорогу Фирел. — Побалачим, племянницу бери, познакомишь.
— Она у меня девка образованная, да сговоренная уже, — возразил Никос. — Дома будет сидеть! — рубанул он и зашагал дальше по тропинке.
До самого леса мы больше не разговаривали, Никос хмурился своим мыслям, а я размышляла о своем незавидном положении. Что произошло, что меня перенесло в этот мир? Или все произошло, как и говорила мама, то есть меня просто притянуло обратно? Странно, столько лет прошло. Честно говоря, я верила маминым рассказам только в детстве. После ее смерти еще пару лет ждала чего-то такого разэтакого, а потом постепенно решила, что все было игрой. Нашла для себя объяснение ранней смерти мамы и пришла к выводу, что она просто болела чем-то тяжелым и неизлечимым, и потому придумала для себя и меня заодно другой мир, разговоры о котором нас сблизили, позволили нам провести кучу времени вместе в обсуждениях, в изучении другого языка, традиций и особенностей придуманного мира. Да, мама с малолетства вбивала в меня нормы этикета, абсолютно не соответствовавшие обстановке, в которой я жила. Но я все учила без пререканий и с большим усердием.
Стоит отметить, что воспитана я была так, что мне и в голову не приходило возмущаться, сомневаться в ее словах или идти наперекор. Учила все не жалуясь и прилежно, не жалея сил. А теперь вот, идя за дядькой Никосом с волнением вспоминала, перебирала в памяти все, что слышала от мамы. Столько лет прошло, как можно восстановить в памяти то, что учила лишь в детстве? Чудо уже то, что язык не забылся. Но тут большая заслуга в том, что я все детство «работала» переводчиком между мамой и теть Мариной, постоянно пользуясь рашиисским. Если я все правильно помню, страна, бывшая родиной мамы как раз Рашиис.
— Дядька Никос, — окликнула я мужчину.
— Чегось? — не поворачиваясь спросил он.
— А как ваша деревня называется?
— Тиллиорка, — спокойно ответил Никос.
— А это Рашиис? — рискнула спросить напрямую?
— Девка, да ты чи сильно умом-то повредилась? — Никос остановился, и я чуть не налетела на него, так как шли мы по узкой тропе один за другим. — Рашиис, конечно, как же иначе-то? — с недоумением смотрел он на меня.
— Дядька Никос, — решилась я открыть часть правды. — Не нападали на меня никакие разбойники. Порталом меня перебросило, потому и не знаю сама куда попала.