Илья Муромец и Сила небесная
Шрифт:
– А я знаю: много! Сам подсчитай, если он уже шесть караванов на этой дороге ограбил, а каждый караван не просто состояние, а пожизненное достояние, то спрашивается: сколько у него золота?
– А тебе-то что до этого, если мы всё купцам вернём?
– Мне?… Да ничего… Просто к слову пришлось… Вина хочешь, угощу.
– Нет, и тебе не советую. Дело сделаем, тогда и выпьем.
– А мне твои советы ни к чему. Если прикажешь, тогда другой разговор, – едва пряча злобу, буркнул Эймунд и, быстро опустошив кубок, добавил: – Только неизвестно, сколько тебе командовать осталось. Мой отец говорит, что умный на войне
Вот так мы и ехали, но опасная дорога, которая обычно сближает людей, на этот раз с каждым поворотом отдаляла нас друг от друга. Я уже было смирился с этим и решил по возвращении просить князя, чтобы больше с Эймундом меня никуда не отправлял, как вдруг оказалось, что я совсем не разбираюсь в людях.
Однажды на привале, когда мы, казалось, окончательно поссорились, Непомерный неожиданно подлетел ко мне на своём чёрном красавце Громе, спешился и, преклонив колено, молвил:
– Олав Гарфагр, прости меня!
– И ты меня прости! – ответил я, чувствуя, как к горлу подкатывает комок.
– Я много думал и понял, что негоже нам идти врозь в таком опасном походе. Хотя, если требует дело, то готов удалиться…
– Да что ты! Оставайся и забудем все былые раздоры…
– Погоди, не перебивай! Я действительно удалюсь, но только ради общего дела, – Эймунд встал и, обняв меня за плечи, отвёл подальше от обедавших викингов. – А тебе не кажется, что мы лезем в западню. Мы привыкли воевать в чистом поле, а Соловей привык нападать из-за угла. В лесу нам его не победить, если только заранее не знать, где он прячется. Но вряд ли это удастся, когда мы идём такой оравой. Поэтому отпусти меня на полдня пути вперёд: одному ведь легче выследить лесного зверя, а уж ловить будем вместе!..
Что я мог на это сказать? Разве что крепко пожать Эймунду руку и дать ему в помощь двоих самых лучших бойцов – Свенделда и Аскела.
– Только будь осторожен, ведь ты и сам можешь попасть в засаду.
– А про это забыл? – воскликнул храбрец молниеносно выхватывая огромной лапищей меч из ножен. – Не пропаду!
После отъезда Офантла я выждал ровно полдня и пошёл вместе с отрядом вслед. Надо ли говорить, как я тревожился за товарища, который поставил свою жизнь на карту, чтобы спасти наши жизни. Но всё обошлось. Через два дня мы услышали слабый стук копыт, и вскоре на дороге показался Эймунд. Его левая рука была окровавлена, щит расколот, но он был жив и не просто жив, а выглядел счастливым. Только на миг его лицо помрачнело, когда он рассказал, что Свенделд и Аскел погибли, когда нарвались на разбойничью засаду. Правда, оба викинга умерли достойно, потому что прихватили с собой сразу пятерых, а уж с оставшимися тремя Непомерный легко справился. У одного из них он и узнал, где прячется Соловей со своими разбойниками.
– Нам надо поторопиться, ведь когда они найдут своих дружков мёртвыми, то сразу перелетят в другое гнездо, – заключил свой рассказ Эймунд.
– Успеем, – сказал я, крепко расцеловав героя. – Немного отдохни и перекуси: ты мне нужен здоровым.
– А я всегда здоровый, – зычно расхохотался Офантл. – Мне любая кольчуга в поясе жмёт. Но перекусить готов… было бы кого! Ха-ха-ха!
Во время трапезы Эймунд снял с пояса неразлучную флягу и, налив два кубка,
– Давай помянём погибших…
– Давай, – сказал я, хотя всегда считал, что погибшим нужна молитва, а не застольные речи.
Мы сдвинули кубки, но едва смочив губы в вине, я почувствовал, пронзительную боль, словно меня проткнули мечом. Но даже теряя сознание, я успел заметить, как Непомерный выплеснул вино из своего кубка на землю…
– Но ты же не умер? – спросил Илья, чтобы прервать молчание.
– Да, я не умер от яда, но это ничуть меня не утешило, потому что очнулся в той самой яме, откуда ты меня вытащил. Но самое страшное, что от смерти спас меня не кто иной, как Соловей-разбойник. Да-да, именно тот негодяй, с которым я должен был расправиться. Но теперь-то я понимаю, почему попал в ловушку…
– Почему?
– Потому что уповал на свои силы, а не на Божью помощь. Вот и попутал меня лукавый. Да и поделом! Следующий раз буду умнее, и уж вина пить не стану не только за упокой, но и за здравие…
– Вот и ладно! – одобрил Илья, который и сам ни разу в жизни вина не пивал. – Лучше приезжай в Карачарово: я тебя матушкиным квасом угощу! Ядрён квас, нос отшибает!.. Постой, а зачем тебя Соловей спас?
– Чтоб это понять, надо знать хитроумный план Эймунда, хотя мне до сих пор не верится, что он мог созреть в его пустой голове.
– Не иначе, ему бес помог!
– Не иначе… Так вот Непомерный не зря подкатывал ко мне с разговорами. Он проверить хотел, можно ли меня уговорить совершить предательство. Ведь задумал он сговориться с Соловьём и вместе с ним полихоимничать, то есть обложить данью муромский люд.
– Так вот откуда викинги на торжище взялись! – воскликнул Илья. – А почему ими Нагай командовал?
– На самом деле ими командовал Эймунд, но он держался в тени, чтобы князю не доложили.
– Так всё одно рано или поздно тайное становится явным.
– Верно, ибо так в Священном Писании сказано. Но Эймунду казалось, что он всё рассчитал. Став в одночасье богатым, он бы нашёл случай убить Соловья, как до этого убил свидетелей своего предательства – Аскела и Свенделда, а потом, ничего не опасаясь, доложил бы князю Владимиру, что его наказ выполнен. И ещё посетовал бы, что не уберёг лучшего дружка, Олава, который по своей горячности погиб в бою…
– Так ведь ты жив.
– Жив, но Эймунд этого не знал. Когда он рассказал Соловью, что я – единая помеха, разбойник своим волчьим умом, стократно превосходящим разум предателя, сразу понял что мою жизнь стоит сохранить, дабы припереть Непомерного к стенке на случай, если тот задумает шалить. Он дал Эймунду отравленного вина и предупредил, что яд очень силён, поэтому посоветовал не прикасаться к трупу, а оставить его в лесу…
По челу Олава пробежала тень, но он взял себя в руки и спокойно продолжил:
– Об этом мне рассказал Соловей, чтобы я преисполнился злобой к своему бывшему соратнику. Но он не достиг цели: когда я представил на какие муки предатель и убийца обрёк свою душу, мне стало его жаль и с этого момента я молил не только о своём спасении, но и о вразумлении Эймунда…
– Теперь он на том свете вразумится, да поздно будет, – невесело усмехнулся Илья.
После недолгого молчания, Олав заговорил вновь: