Илья Муромец.
Шрифт:
— Мало ли что я говорил! — возмутился Илья. — Мог бы потом перечесть! Ведь из года в год все меньше привозили.
— Ну... Да, — повесил голову кошевой.
— Что делать будем, брат? — озабоченно спросил Добрыня. — Так этого оставлять нельзя.
— И я так думаю, — кивнул головой Муромец. — А ведь если они, сволочи, нас так обкрадывают, то каково порубежникам и воям в крепостях?
Добрыня потемнел лицом.
— Думаешь, это князь?
— Да какой князь, — махнул рукой Илья. — Владимир гордый, но не подлый. Поручил небось какому кособрюхому, а тот на нашем харче терема себе строит. Значит,
— Я? — ахнул Самсон.
— Ты, — кивнул Муромец. — И не жмись так, ты теперь такой же богатырь, как и мы все, хоть и жи... иудей. Сам кашу заварил, сам и расхлебывай, и ничего не бойся, при нас Владимир на тебя не цыкнет. Да, и этого, — он кивнул головой на обозного, — с собой возьмем.
В Киев все четверо влетели, словно буря, коней привязывать и не подумали, и богатырское зверье, чуя настрой хозяев, принялось нагонять страху на гридней, вращая кровавыми глазами и выковыривая копытами камни из мостовой. Подойдя ко княжьим палатам, Илья уже занес было ногу, но, опомнившись, осторожно постучал. С косяка посыпалась пыль.
— Ну, входи, входи, — послышался недовольный голос. — Опять, что ли, какая буча на Рубеже?
Внутри пискнуло, хлопнула дверь. Илья, ухмыльнувшись, распахнул створки. Владимир сидел за столом в расстегнутом кафтане, на столе валялись грамоты, книги, чертеж Рубежа и женская нижняя рубаха.
— Здравствуй, князь Владимир Стольнокиевский.
Войдя в горницу, Илья, Добрыня и Дюк перекрестились на красный угол по писаному, а Самсон, прячась за спины старших, низко поклонился.
— От государевых дел тебя, вижу, оторвали, — сокрушенно покачал головой Илья.
— Ну ладно, не скоморошествуй, — поморщился князь.
— Жениться бы тебе, княже, наследников, что ли, заводить уже, — учтиво съехидничал Добрыня.
— Тебя не спросил, — огрызнулся князь. — Говорите, зачем пожаловали? По чьей воле Рубеж бросили?
— На Рубеже сейчас Алеша смотрит, — спокойно сказал Илья. — А мы к тебе, княже, по делу. Давай, Самсон.
Самсон робко выступил вперед.
— Ну, дожили, — в сердцах бросил Владимир. — Жидов на заставу берут.
Самсон покраснел.
— Он не жид, — разглядывая потолок, прогудел Илья. — Он иудей. Мы его так кличем.
— А не один хрен? — удивился Владимир.
— Для нас нет, — опустил глаза встреч Владимиру Муромец. — Он нам брат меньшой и русский богатырь. Хоть и с пейсами.
— Ну, тебе виднее, — согласился Владимир. — Так что у тебя ко мне за дело, РУССКИЙ богатырь Самсон?
Самсон торопливо свалил на стол охапку бирок.
— По твоему, княже, указу, тому пять лет, положено отпускать на Заставу на год тысячу пудов муки, да триста пудов зерна пшеничного, да триста пудов зерна ржаного...
— Вы что, белены объелись?! — рявкнул князь так, что Дюк и Самсон подпрыгнули и даже Добрыня попятился.
— А ты, княже, дослушай, сделай милость, — набычился Илья.
С полминуты князь и богатырь мерили друг друга взглядами, да так, что Дюк и Самсон жались к стенам, а Добрыня собрал в кулак всю смелость, чтобы не спрятаться за брата.
— Ну, ладно, продолжай, — сдался князь.
— А в этом году, — заторопился Самсон, — пришло на заставу двести пудов
— Достаточно, — тихо сказал Владимир. — Ты что же, Илья Иванович, думаешь, я у своих воев ворую?
— А мне думать не положено, — ответил Илья. — Я что вижу, то говорю. Ты лучше вот что рассуди, княже, если уж нас, богатырей, так не стесняясь обкрадывают, то что воям в крепостях достается? Совсем наги и босы сидят?
— Так. — Владимир побарабанил пальцами по столу. — Оставайтесь здесь. Поесть вам принесут.
Князь встал, быстрым шагом вышел, из-за двери донесся его рыкающий голос.
— Ну, браты, теперь садитесь и отдыхайте, — шумно выдохнул Илья. — Давно я его таким не видел, даже самому страшно стало.
— И что он сделает? — испуганно спросил Самсон.
— В котел со смолой, — вяло ответил Добрыня. — Или на кол. Когда княже добрые дела творит — только держись.
Прошел час, со двора раздался дикий вопль. Илья выглянул в окно, перекрестился.
— Все-таки на кол. Смолу долго греть надо.
Дверь распахнулась, в светлицу вошел Владимир.
Кафтан князь где-то сбросил, рукава рубахи были завернуты выше локтя, на белом полотне краснели пятна крови. Государь сел во главе стола, повесив голову, затем устало осмотрел богатырей.
— Нет, ведь главное, чего ему не хватало-то? Три города в кормление [28] дал, только и делов — отправляй вовремя жалованье на Рубеж. А он, гад подколодный, пять лет...
— Сам допрашивал, княже? — участливо спросил Илья.
— Да разве нынешние умеют, — отмахнулся Владимир. — Поели?
— Да как-то не с руки было.
— Ну, тогда вместе поснедаем.
Бледный Самсон шумно сглотнул, и князь как-то по-новому посмотрел на иудея.
— Стало быть, ты недостачу нашел? Эти остолопы пять лет на тюре сидели, а стоило ж... иудея взять?
28
То есть казненный имел три города, доходы с которых шли ему в качестве платы или награды за службу.
— Да мы как-то на слово верили, — тихо сказал Илья.
— На слово... — проворчал Владимир. — Мимо моего слова — столько еще... Не могу же я сам вам мешки считать. Слышь, Илья Иванович, а зачем он тебе на Заставе — али мечей мало? Дай мне его сюда, мне позарез ключник новый нужен. Чтобы честный был. А то — с товарами своими пошлю за море.
— Нет, княже, не вели казнить, — раньше старшего выпалил Самсон. — Нельзя мне. Не бери с Заставы!
— Что так? — удивился князь.
— Мы... Мы не просто так торгуем, — потупился Самсон. — Деньга деньгу ведет, так у нас говорят. Если ты мне еще власти дашь, завтра у меня в долгу пол-Киева будет, и даже ты ничего тут не сделаешь. А я не хочу. Я за Русскую землю хочу...