Ильза Янда, лет - четырнадцать
Шрифт:
Бабушка как раз выходила из мясной лавки. Увидев меня, она обрадовалась. Когда бабушка радуется, это сразу видно. Ее большое круглое лицо прямо сияет.
– Дедушка тебе не открыл? – спросила бабушка. И она рассказала мне по дороге, что со слухом у дедушки все хуже и хуже. Но вот уже несколько дней он все понимает и разговаривает очень разумно. Я спросила бабушку:
– Ты знаешь, что Ильза пропала?
Бабушка кивнула.
– У тебя был папа?
Бабушка покачала головой.
– Он в последний раз был у меня на пасху, – сказала она. – Он больше не приходит с тех пор, как я сказала
– Кто же тебе сказал, что Ильзы нет? – спросила я и почувствовала угрызения совести, что не пришла к ней уже давно и сама ей все не рассказала.
– Новый муж вашей матери ко мне приходил, – сказала бабушка.
– Курт?
– Да, Курт, – ответила бабушка. – Славный человек, между прочим. И он обещал сразу же прийти ко мне, как только Ильза найдется.
Бабушка что-то пробормотала, чего я не поняла, не совсем поняла. Что-то про горе, печали и беды.
Мы вошли вместе с бабушкой в парадное.
Я была рада, что я опять у бабушки. У бабушки все вдруг стало как-то проще. Я теперь почему-то была почти уверена, что Ильза скоро вернется.
– Как она там живет, что делает? – бормотала бабушка. – Деньги-то у нее есть, денег довольно, но она ведь еще несмышленыш совсем, маленькая, глупая. Только бы ей там было хорошо, – сказала бабушка. – Ну, будем надеяться на лучшее.
Она повернула ключ, и мы вошли в квартиру.
Бабушка, единственная из всех, задумалась над тем, как живет Ильза, каково ей приходится. И пожелала, чтобы ей было хорошо.
Дедушка сидел на кухне и чинил штепсель от настольной лампы. Он узнал меня. Бабушка обрадовалась, что он меня вспомнил. Дедушка тоже уже знал, что Ильза исчезла. Но это как-то не очень его интересовало. Он все говорил про штепсель – что он внутри весь сгорел.
Бабушка пошла со мной в комнату.
Я рассказала бабушке все. Все, что знала.
Бабушка слушала меня внимательно и кивала, а когда я сказала: «Она меня обманула. Я не понимаю, зачем она меня обманула!», бабушка ответила:
– Эрика, но ведь она всегда все выдумывает, всегда врет. Разве ты этого не знаешь?
Я покачала головой. Я была совершенно растеряна. Не только из-за того, что Ильза, оказывается, всегда врет, а я этого вовсе и не знала, но еще и потому, что бабушка сказала это так добродушно. Будто врать – это что-то само собой разумеющееся.
– Да не гляди ты так, – сказала бабушка. – Ничего тут такого уж страшного. Один заикается, другой косолапый, а третий врет. Вот и все. – Бабушка улыбнулась. – Боже мой, чего только не выдумывала Ильза! Чего только она не врала! – Бабушка задумчиво улыбалась. – В общем-то, у нее всегда были интересные выдумки. Про что-нибудь приятное, красивое.
– А что же она врала? – спросила я. Бабушка задумалась.
– Еще в третьем классе она рассказала учительнице, что живет в квартире из десяти комнат, а у ее отца кафе-мороженое. А мне она тогда рассказывала, что у нее теперь уже другая учительница, не старая, а молодая, очень красивая и очень добрая. А старухе Бергер она рассказала, что ее мама выходит замуж за директора цирка! – Бабушка хмыкнула. –
– А я этого ничего не помню, – сказала я.
– Ты была еще слишком мала.
– А ты ей сказала, что она врет? Ты спрашивала ее, почему она врет?
Бабушка покачала головой.
– Да нет. Никто ведь не любит, когда ему говорят, что он врет. А почему она врала, об этом мне не надо было спрашивать. Она врала потому... – Бабушка потерла указательным пальцем переносицу. Она всегда так делает, когда задумается. – Так вот, по правде сказать, это была не настоящая ложь. Она просто рассказывала то, что ей хотелось, чтоб было на самом деле. – Нос у бабушки стал совсем красный, оттого что она его так натерла.
– Ты мне не веришь? – спросила она.
Я верила бабушке. Но мама не такая добродушная, как бабушка, и она уж давно должна бы заметить, что Ильза врет. И мама никогда – никогда в жизни – не отнеслась бы к этому так легко и просто. Мама терпеть не может лжи. Да и я должна была бы заметить! Так я и сказала бабушке.
Бабушка снова стала тереть пальцем переносицу.
– Ты-то этого никогда бы не заметила. Ты всегда верила своей сестре. Ты хотела ей верить. Ты всегда слишком сильно ее любила.
Я перебила бабушку. Мне не хотелось, чтобы она так говорила. И еще я думаю, что нельзя кого-нибудь «слишком сильно любить».
– Ну а мама? – спросила я.
– Твоя мама... – бабушка замолчала в решительности. – Ну так вот, твоя мама... Не надо бы так говорить, но...
– Что «но»?
– Для того чтоб заметить, что кто-то врет, – сказала бабушка, – надо слушать то, что он говорит. Вот смотри: если б я не спросила потом в школе, я никогда бы не узнала, что никакой молодой, красивой, доброй учительницы у Ильзы нет, что у них все та же учительница, старая и препротивная. И если б я так не заинтересовалась Райнером, разве бы я узнала, что никакого Райнера вообще нет?
– Но про директора цирка, – возразила я, – мама бы уж точно узнала!
Бабушка покачала головой.
– Такое рассказывают только в раннем детстве, пока человек еще очень мал. А когда ты взрослеешь и умнеешь, истории твои тоже становятся умнее!
Бабушка снова потерла переносицу.
– Во всяком случае, – сказала она, – чтобы заметить, что человек врет, надо им интересоваться – думать о нем.
Бабушка, значит, считает, что мама не интересуется Ильзой и не думает о ней. У меня появилось такое ощущение, что надо бы защитить маму, но мне ничего не приходило в голову. Абсолютно ничего.