Им помогали силы Тьмы
Шрифт:
— Отец! — прервала его Хуррем. — Зачем ты им все это рассказываешь? Ульрих был прекрасный муж, и я с ним была счастлива.
В ответ он пожал плечами.
— Дочь моя, под вопросом стоит наша добропорядочность, и я стараюсь рассказать этим джентльменам всю правду, ничего не утаивая. И я ведь не отрицаю того, что Ульрих — если не брать в расчет его политические взгляды — достойно выполнял свою роль супруга по отношению к тебе. И не узнав по имеющимся в моем распоряжении сверхъестественным каналам, что он с честью выполнит взятые на себя обязательства, я бы никогда не предложил ему денег, чтобы он на тебе женился.
Он посмотрел
— Когда Хуррем уехала с мужем в Германию, Польша уже восемнадцать лет была суверенным государством. В Турции мне больше делать было нечего, и я переселился в Польшу — все поближе к дочери. Те из моих родственников и старых друзей, кто еще остался жив, само собой, охотно и с радостью приветствовали мое возвращение. Больше их не преследовали, я нашел достойное применение своим способностям и интересам в новой Польше, помогал, чем мог, друзьям и родственникам, но… Но в 1939 году разразилась эта новая война. И Гитлер вовсю продемонстрировал всему миру свое патологическое неприятие еврейской нации, объявив, что сотрет всех евреев с лица земли. Чтобы не стать еще одной жертвой этого маньяка, я воспользовался своим турецким паспортом и уехал из Польши, где все знали, что я еврей, сюда в Сассен. Поскольку Хуррем была женой, а теперь вдовой нацистского офицера, никто не удивился, что к ней переехал жить ее папа, турецкий подданный. Итак, джентльмены, я рассказал вам почти всю историю своей жизни.
Грегори поклонился.
— Мы очень благодарны вам, герр доктор, за откровенность. Мы вполне доверяем вам, и в этой связи нам бы хотелось узнать вашу точку зрения на то, как нам приступить к выполнению нашего задания.
Малаку протянул руку в сторону их гороскопов и стал вещать.
— Путь ваш под звездами усеян терниями и камнями, но эти пергаменты убедительно свидетельствуют о том, что час ваш пробьет и будет вам знамение. Сейчас же я бы вам посоветовал съездить несколько раз в Грейфсвальд и завести там как можно больше полезных знакомств. Вдруг одно из них даст в ваши руки необходимую ниточку?
— А почему не в Вольгаст? — поинтересовался Грегори. — Вольгаст расположен гораздо ближе к Пенемюнде, и из него ходит паром на остров Узедом.
Малаку отрицательно покачал головой.
— Для вас это невозможно. Вся зона побережья на три мили в глубину объявлена закрытой, вход разрешен только по пропускам. У Вилли фон Альтерна есть пропуск, потому что он дважды в неделю возит на грузовичке продовольствие в Вольгаст — огромное количество пищи необходимо для военнопленных, согнанных на работы на Пенемюнде, хоть их там и держат впроголодь. Да и нам кое-какое подспорье с реализацией сельскохозяйственных товаров. Но тут есть закавыка: вы с Вилли совсем друг на друга не похожи, так что этот вариант отпадает. А вот до Грейфсвальда он вас подбросить, конечно же, может.
— Вот это славно. Когда у него следующий рейс?
— Завтра, в пятницу. Но завтра 4 июня, и, по гороскопу, вам следует проявлять осторожность, чтобы опасные предприятия не выпадали на 4-е и 8-е числа каждого месяца, а также на производные от них — этих чисел вам следует избегать. И не улыбайтесь, пожалуйста, я знаю, что говорю. Следующая поездка Вилли приходится на понедельник, ваш счастливый день недели, из чего можно сделать вывод, что она может оказаться для вас плодотворной.
В течение последующего часа Грегори и Купорович изучали вместе с
Уик-энд прошел без особых событий. Грегори предложил, что, пока они живут в Сассене, Купорович будет помогать по хозяйству. Вилли фон Альтерн, прослышав об этом, стал гораздо приветливее: казалось, его затуманенные ранением и контузией мозги ни на чем другом, как на делах текущих, связанных с работами по хозяйству, сосредоточиться не могли. А такое щедрое предложение со стороны старого друга его покойного кузена очень ему польстило и расположило в пользу Грегори и его «денщика». Во время войны, когда все трудоспособные мужчины на фронте или служат где-то далеко от дома, помощь такого здоровяка — настоящий подарок.
Рано поутру в понедельник грузовичок нагрузили продуктами, и Грегори поехал вместе с Вилли в Грейфсвальд. Прокатив двенадцать миль по ровной, как стол, местности, они приехали, и Грегори вышел на главной площади городка. Грейфсвальд оказался одинаковым с Гримментом немецким заштатным городишкой: все здесь было выстроено по заранее установленному шаблону: жилые кварталы, заводишки местного значения, ратуша, полицейское управление, городской госпиталь… и все. К десяти утра с небольшим возникла проблема — а что делать дальше?
К половине десятого у продовольственных магазинов начинали выстраиваться уже привычные глазу очереди, а по улицам заковыляли инвалиды-фронтовики. За какие-то полчаса Грегори обошел все окрестные табачные лавки, скупая сигареты: где сколько продадут. В общей сложности накупил шестьсот штук или около того. Идти больше было некуда, время детское, и он пошел на центральную площадь.
Там он, естественно, обнаружил лучший — по внешнему виду — отель, осведомился о цене за номер, при этом рассказал, что он в отпуске и хочет немного порыбачить в заливе Грейфсвальда. Но хозяин гостиницы печально покачал лысой головой и сказал:
— Каких-то несколько лет назад, господин майор, я бы лично проводил вас в те места, где самый лучший клев, но уже несколько лет как военные окончательно наложили лапу на наше море и нашу землю. В радиусе пятидесяти миль вам, извините, ничего не светит. Но может, вам как человеку военному удастся получить у военного коменданта пропуск, я, правда, в этом сомневаюсь. Уж очень они там секретничают и строжайше запретили появляться в окрестностях большого полигона на Пенемюнде. Грегори поблагодарил его за совет, хотя на самом деле решил воспользоваться советом лишь в самом крайнем случае. Его фальшивые документы в общем были в порядке, но он знал, что немцы из предосторожности время от времени изменяли форму и шрифт документов, поэтому лишний раз рисковать не стоило.
В близлежащем кафе Грегори заказал рюмку бренди и подсел за столик к двум выздоравливающим после ранения офицерам. После непродолжительных пристрелочных разговоров о том о сем, он невзначай затронул и тему рыбалки, на что старший из двух немцев, седовласый капитан, только пожал плечами:
— Вам в этих местах, господин майор, никак не удастся порыбачить — такие вот времена настали. Выходить в море разрешается только местным рыболовным посудинам — и то под охраной и лишь по определенным, заранее установленным для них дням. А если попробуют выйти в другой день — их там же расстреляют.