Имаджика: Пятый Доминион
Шрифт:
— Оскар! — закричала она и кинулась внутрь, споткнувшись о труп.
Путешественники уже отправились в путь. Она увидела, как с ними происходит то же самое, что с Милягой и Пай-о-па. Единственное отличие состояло в том, что пустынник в отчаянной попытке отправиться за ними бросился в поднявшийся вихрь. Вполне возможно, и она попыталась бы сделать это, если бы ошибка предшественника не была столь очевидна. Он попал в поток, но слишком поздно, чтобы перенестись туда, куда отправились путешественники, и, когда тело его начало разрушаться, с уст его вместо свиста сорвался пронзительный визг. Его руки и голова, попавшие в зону действия силы,
Действие силы, поймавшей его в ловушку, быстро прекратилось, хотя вряд ли это было поводом для радости. Все еще пытаясь ухватить руками мир, который он, возможно, видел мельком в тот миг, когда его глаза отделились от головы, он упал на пол, и сине-черная мешанина его внутренностей рассыпалась по мозаике. Но даже тогда его выпотрошенное и ослепшее тело не прекратило борьбы. Оно билось в судорогах, словно одержимое бесом.
Дауд прошел мимо нее и осторожно приблизился к месту отправления, опасаясь, что вихрь исчез не полностью, но, не обнаружив ничего подозрительного, достал пистолет из кармана пиджака и, отыскав глазом какую-то уязвимую точку в месиве у его ног, дважды выстрелил. Агония пустынника прекратилась.
— Вам не следовало бы быть здесь, — сказал он. — Все это не для ваших глаз.
— Почему? Я знаю, куда они отправились.
— Да что вы? — сказал он, вопросительно вздернув бровь. — И куда же?
— В Имаджику, — сказала она, притворяясь, что все связанное с этим словом ей прекрасно известно, хотя на самом деле оно до сих пор удивляло и пугало ее.
Он слегка улыбнулся, но она не могла сказать с уверенностью, была ли эта улыбка проявлением одобрения или утонченного издевательства. Он наблюдал, как она изучает его, едва ли не купаясь в ее внимании, принимая его, возможно, за обычное восхищение.
— А каким образом вы узнали об Имаджике? — спросил он.
— А разве не все о ней знают?
— Я полагаю, вы знаете о ней немного больше, чем все, — ответил он. — А вот насколько больше — в этом я до конца не уверен.
Она заподозрила, что является для него чем-то вроде ребуса и, пока она сохранит загадочность, ей можно рассчитывать на его дружеское расположение.
— Вы думаете, им удалось? — спросила она.
— Кто знает? Пустынник мог испортить все дело, попытавшись встрять в последний момент. Вполне возможно, что они не добрались до Изорддеррекса.
— Где же они окажутся тогда?
— В Ин Ово, разумеется. Где-то между нами и Вторым Доминионом.
— А как они вернутся?
— Очень просто, — ответил он, — Они не вернутся вообще.
4
Итак, они стали ждать. Вернее, она стала ждать, наблюдая, как солнце исчезает за деревьями, усеянными кляксами грачиных гнезд, и как вечерние звезды появляются на обычных местах и льют на землю свой слабый свет. Дауд возился с трупами пустынников. Он вытащил их из часовни, сложил скромный погребальный костер из сухого дерева и поджег его. Его, по-видимому, нисколько не беспокоило то обстоятельство, что она наблюдала за всем этим, что послужило ей уроком и, возможно, предостережением.
Само по себе это было бы не так страшно, если бы вернулся Годольфин. Он помог бы ей отыскать путь среди тайн. Но если он не вернется, то последствия будут не столь приятными. Быть вынужденной влачить жизнь в обществе Дауда только потому, что они с ним теперь одинаково отрезаны от остального мира, — это было бы невыносимо. Она просто зачахнет и умрет. Но, впрочем, какую ценность может представлять для нее жизнь без Годольфина? От экстаза к отчаянию в течение одного часа. Нельзя ли надеяться на то, что маятник качнется назад еще до захода солнца?
К ее страданиям добавился холод, и за неимением другого источника тепла она подошла к погребальному костру, приготовившись к немедленному отступлению на тот случай, если запах или вид этого зрелища окажутся слишком шокирующими. Но дым, в котором она думала уловить запах горелого мяса, был едва ли не благовонным, а останки в костре утратили человекоподобные очертания. Дауд предложил ей сигарету, которую она с благодарностью приняла и прикурила от веточки, выдернутой из костра.
— Кем они были? — спросила она, созерцая останки.
— Вы никогда не слышали о пустынниках? — спросил он. — Они — низшие из низших. Этих я притащил из Ин Ово сам, а ведь я далеко не Маэстро, так что это дает представление о том, насколько они легковерны.
— Когда он учуял ветер…
— Да, это было довольно трогательно, не правда ли? Он учуял Изорддеррекс.
— Может быть, там была его родина?
— Вполне возможно. Мне приходилось слышать, что они созданы из коллективной похоти, но это неправда. Они — дети мщения. Они рождаются у женщин, которые сами прокладывают себе путь.
— Разве прокладывать путь — это плохо?
— Да, для вашего пола. Это строго запрещено.
— Стало быть, та, что нарушила закон, становится беременной в качестве наказания.
— Совершенно верно. Женщина, беременная пустынником, не может сделать аборт. Они глупы, но они борются за свою жизнь даже в утробе. А убивать того, кому ты даешь жизнь, также строго запрещено законами для женщин. Так что им приходится платить за то, чтобы пустынников выбросили в Ин Ово. Они могут прожить там дольше, чем кто-либо. Питаются всем, что попадается под руку, в том числе и друг другом. А в конце концов, если повезет, их может вызвать кто-нибудь из этого Доминиона.
Сколько еще предстоит узнать, подумала она. Может быть, ей стоит сдружиться с Даудом, несмотря на его непривлекательность. Похоже, ему нравится хвастаться своими знаниями, а чем больше она будет знать, тем лучше она окажется подготовленной, когда наконец войдет в дверь, отделяющую этот мир от Изорддеррекса. Она уже хотела спросить у него еще кое-что, когда порыв ветра из часовни взметнул между ними облако искр.
— Они возвращаются, — сказала она и направилась к зданию.
— Будьте осторожны, — сказал Дауд. — Вы ведь не знаете точно, что это они.