Имаджика
Шрифт:
Когда она очнулась, он был рядом с ней. Лежала она не на узкой кровати, на которой она была вынуждена провести несколько последних ночей, а на широкой кровати с пологом на четырех столбиках в комнате Оскара, о которой она уже привыкла думать как об их совместном ложе. Но, разумеется, это было не так. Ее подлинным владельцем был человек, чей написанный маслом образ вернулся к ней во время припадка, – Безумный Лорд Годольфин, висящий над ее подушками и сидящий рядом с ней в своей более поздней версии, гладящий ее руку и говорящий ей, как он ее любит. Придя в сознание
– Я не... твоя собачка, – с трудом выговорила она. – Ты не можешь... просто побить меня... когда тебе этого захочется.
Вид у него был очень испуганный.
– Я прошу у тебя прощения, – сказал он серьезным тоном. – Мне нет никаких оправданий. Я позволил делам Общества взять верх над моей любовью к тебе. Это непростительно. Ну и, конечно Дауд, который постоянно нашептывал мне на ухо... Он был очень жесток с тобой?
– Только ты один был жесток.
– Это было ненамеренно. Пожалуйста, поверь хоть этому.
– Ты постоянно лгал мне, – сказала она, с трудом приподнимаясь на постели, чтобы сесть. – Ты знаешь обо мне то, чего я сама о себе не знаю. Почему ты не рассказал мне ничего? Я уже не ребенок.
– У тебя только что был припадок, – сказал Оскар. – У тебя бывали раньше припадки?
– Нет.
– Видишь, некоторые вещи лучше не трогать.
– Слишком поздно. У меня был припадок, и я осталась в живых. Я готова услышать тайну, какова бы она ни была. – Она подняла взгляд на Джошуа. – Это как-то связано с ним? Он обладает над тобой какой-то властью?
– Не надо мной...
– Ты лжец! Лжец! – воскликнула она, сбрасывая с себя простыни и становясь на колени, чтобы быть лицом к лицу с обманщиком. – Почему ты говоришь мне, что любишь меня и в следующий момент начинаешь лгать? Почему ты не доверяешь мне?
– Я и так уже сказал тебе больше, чем кому-либо. Но когда я узнал, что ты плетешь заговоры против Общества...
– Я совершила нечто большее, чем заговор, – сказала она думая о своем путешествии в подвалы Башни.
И вновь она чуть не рассказала ему о том, что ей довелось увидеть, но совет Клары помог ей удержаться. «Ты не можешь спасти Целестину и сохранить свои отношения с ним, – сказала она, – ты подкапываешься под фундамент его рода и веры». И это было правдой. Теперь она понимала это яснее, чем когда бы то ни было. И если она расскажет ему все, что знает, то (как бы ни было приятно облегчить душу) сможет ли она быть уверенной в том, что он, следуя своему фамильному долгу, не использует эту информацию против нее? Чего тогда будут стоить смерть Клары и страдания Целестины? Теперь она была их единственным представителем в мире живых, и у нее не было права ставить на кон их жертвы.
– Что ты сделала? – сказал Оскар. – Кроме заговора. Скажи, что?
– Ты не был честен со мной, – сказала она. – Так почему же я должна тебе что-то говорить?
– Потому что я все еще могу взять тебя с собой в Изорддеррекс.
– Уже и взятки пошли в ход?
– А разве тебе туда уже не хочется?
– Еще больше мне хочется узнать правду о себе.
Лицо его слегка омрачилось.
– Ох... – вздохнул он. – Я лгал уже так долго, что не уверен, смогу ли отличить правду от лжи, даже если она будет у меня под носом... Вот разве что...
– Что?
– То,
– Не очень-то большой, – сказала Юдит. – Ты запер меня. Ты отдал меня на растерзание Дауду...
– Я же уже объяснил...
– Да, что ты был занят другими делами. Вот и забыл меня.
– Нет, – запротестовал он. – Я никогда не забывал тебя. Ни на секунду.
– Что же тогда?
– Я боялся.
– Меня?
– Всех. Тебя, Дауда, Общества. Я повсюду начал видеть заговоры. Неожиданно то, что ты спишь со мной в одной постели, показалось мне очень подозрительным. Я стал бояться, что ты задушишь меня или...
– Какой бред.
– Бред? А как я мог знать, чью волю ты исполняешь?
– Свою собственную, разумеется.
Он покачал головой, переводя взгляд с ее лица на портрет Джошуа Годольфина.
– Откуда ты это знаешь? – спросил он. – Как ты можешь быть уверена в том, что то, что ты чувствуешь ко мне, исходит из твоего сердца?
– Какая разница, откуда это исходит? Главное, что я чувствую это. Посмотри на меня.
Он не откликнулся на ее просьбу, продолжая смотреть на Безумного Лорда.
– Он мертв, – сказала она.
– Но его наследие...
– В жопу его наследие! – сказала она и, неожиданно поднявшись, схватила портрет за его тяжелую позолоченную раму и оторвала его от стены.
Оскар вскочил, пытаясь помешать ей, но ее ярость взяла верх. Ей удалось сдернуть картину с крючков с первой попытки, и она тут же швырнула ее через комнату. Потом она рухнула на кровать перед Оскаром.
– Он умер и давно сгнил, – сказала она. – Он нам не судья. Он не имеет над нами никакой власти. То, что мы чувствуем друг к другу – а я не собираюсь притворяться, будто знаю, что это такое, – принадлежит нам. – Она протянула руки к его лицу, пропустила его бороду между пальцами. – Давай покончим с этими страхами, – сказала она. – Лучше обними меня.
Он заключил ее в свои объятия.
– И ты возьмешь меня в Изорддеррекс, Оскар. Не через неделю, не через несколько дней – завтра. Я хочу отправиться завтра. Или... – Она отняла руки он его лица. – Отпусти меня, не откладывая. Я хочу уйти из этого места. Из твоего Дома. Я не хочу быть твоей пленницей, Оскар. Может быть, его любовницы и примирились бы с этим, но не я. Я лучше убью себя, чем позволю тебе меня снова запереть.
Все это она произнесла с сухими глазами. Простые чувства, просто выраженные. Он взял ее руки и снова поднял их к своему лицу, словно отдавая себя в ее владения. Лицо его было изрезано крошечными морщинками, которых она раньше не замечала, и глядя на них, она заплакала.
– Мы отправимся туда, – сказал он.
Когда на следующий день они выезжали из Лондона, шел мелкий дождичек, но к тому времени, когда они добрались до Поместья и вошли в парк, солнце уже пробилось сквозь тучи, и все вокруг засияло. Они не стали заходить в дом, а отправились сразу к роще, в которой скрывалось Убежище. На ветвях, покачивающихся от легкого ветерка, уже распустились клейкие листочки. Повсюду был запах жизни, будораживший ее кровь для предстоящего путешествия.