Имаджика
Шрифт:
– Не говори так.
– Это не я, это он так говорит, Клемент. И мы все об этом знаем.
Энергия и шум, которые Тик Ро принес с собой в дом, только подчеркнули справедливость этих слов. Дни шли, превращаясь в недели, а настроение Миляги все не улучшалось. Он, по выражению Тика Ро, томился, и Клем начал чувствовать себя, как во время последней болезни Тэйлора. Любимый человек ускользал, а он ничего не мог с этим поделать. А с Милягой не было даже тех кратких передышек, которые бывали у них с Тэйлором, когда они вспоминали старые добрые времена и боль немного отступала. Миляге не нужны были ни фальшивые утешения, ни улыбки, ни сочувствие. Он хотел лишь лежать
Тик Ро пробыл с ними целый месяц. Вместе с Понедельником он уходил из дома на заре, а возвращался за полночь. Его любознательность была неутолимой, а склонность к наслаждениям не знала никаких границ. Ему нравилось все: пирог с угрями и английское пиво, Угол Ораторов [22] в воскресный полдень и привидение Джека-Потрошителя в полночь, собачьи бега и джаз, жилеты, изготовленные в Сэвайл Роу, и женщины, подцепленные на Кингз Кросс. Что же касалось Понедельника, то по его физиономии было видно, что боль от разлуки с Хои-Поллои вылечена весьма радикальными средствами. Когда Тик Ро в конце концов объявил, что ему настало время возвращаться в Четвертый Доминион, парень чуть не сошел с ума от горя.
22
Угол Ораторов – специальная площадка в Гайд-парке, где любой желающий может выступить с речью на любую тему.
– Не бери в голову, – сказал Тик Ро. – Я вернусь. И не один.
Прежде чем отправиться, он явился к Миляге с предложением.
– Пошли со мной в Четвертый, – сказал он. – Настало время тебе посмотреть на Паташоку.
Миляга покачал головой.
– Но ведь ты не видел Мерроу Ти-Ти, – протестующе воскликнул Тик.
– Я прекрасно понимаю, что ты пытаешься сделать, Тик, – сказал Миляга, – и я тебе за это очень благодарен, честное слово. Но я больше не хочу видеть Четвертый Доминион.
– Что же ты тогда хочешь увидеть?
Ответ оказался очень простым:
– Ничего.
– Кончай, Миляга, – сказал Тик Ро. – Это уже начинает надоедать. Ты ведешь себя так, будто все потеряно.
– Для меня – да.
– Она вернется, вот увидишь.
– Кто?
– Юдит.
Миляга чуть было не рассмеялся.
– Не Юдит я потерял, – сказал он.
Тик Ро осознал свою ошибку и впервые в жизни не нашелся, что ответить. Все, что он смог выдавить из себя, было короткое «кхгм».
Миляга же впервые за прошедший месяц по-настоящему посмотрел на своего гостя.
– Тик, – сказал он, – я хочу сказать тебе что-то, что я никому еще не говорил.
– Да?
– Когда я был в Городе моего Отца... – Он запнулся, словно на этом желание себя исчерпало, но потом начал снова. – Когда я был в Городе моего Отца, я видел там Пай-о-па.
– Живого?
– Но ненадолго.
– Господи, как же он умер?
– Земля под ним разверзлась.
– Это ужасно, ужасно.
– Теперь ты понимаешь, почему я не чувствую себя победителем?
– Да, понимаю. Но, Миляга...
– Кончай свои уговоры, Тик.
– ...такие перемены носятся в воздухе. Может быть, в Первом Доминионе происходят не меньшие чудеса, чем в Изорддеррексе. Это вполне возможно.
Прищурившись, Миляга наблюдал за своим мучителем.
– Ты же помнишь, Эвретемеки были в Первом Доминионе задолго до Хапексамендиоса, – продолжал Тик. – И они творили чудеса, налагали заклятия.
Он встал.
– Пошли вместе со мной к переходу, – сказал он. – Давай отправимся на поиски самих себя. Вреда от этого не будет. Если у тебя ноги не ходят, я тебя понесу.
– В этом нет необходимости, – сказал Миляга и, отбросив простыни, встал с постели.
Хотя август еще не начался, начало лета было отмечено такими эксцессами, что запасы тепла преждевременно подошли к концу, и когда Миляга в сопровождении Тика и Клема вышел на Гамут-стрит, на пороге его встретил настоящий осенний холодок. Через два дня после Примирения Клем нашел туман, ведущий в Первый Доминион, но не воспользовался им. После того, что он слышал о теперешнем состоянии города Незримого, у него не было никакого желания видеть эти ужасы собственными глазами. Туман прятался под сводами крытой аркады позади пустующего делового здания менее чем в полумиле от дома. Высотой облако не превышало два человеческих роста и медленно клубилось в темном углу пустого двора, не привлекая ничьего внимания.
– Я пойду первым, – сказал Клем Миляге. – Ведь мы по-прежнему твои ангелы-хранители.
– Вы и так сделали больше чем достаточно, – ответил Миляга. – Оставайся здесь, мы скоро вернемся.
Клем не стал спорить и отступил в сторону, пропуская Маэстро в туман. Миляга уже много раз переходил из Доминиона в Доминион и привык к той короткой потере ориентировки, которая обычно сопровождала этот процесс. Но ничто, даже те ночные кошмары, которые преследовали его после Примирения, не могло подготовить его к тому, что ожидало их по другую сторону тумана. Тик Ро, который всегда был человеком быстрых ответных реакций, расстался с содержимым своего желудка, едва лишь запах разложения донесся до них сквозь туман, и хотя он и продолжал ковылять за Милягой, решившись сопровождать его в этом путешествии до конца, глаза он закрыл после первого же взгляда.
Доминион разлагался от горизонта до горизонта. Повсюду была падаль и только падаль – гнойные озера и вспучившиеся холмы падали. В небесах, которых Миляга почти не видел, путешествуя по городу своего Отца, облака цвета застарелых синяков частично скрывали две желтоватых луны, освещавших такое омерзительное месиво, что самый ненасытный стервятник в Квеме предпочел бы голодать всю жизнь, чем съесть хотя бы кусочек.
– Это был Божий Град, Тик, – сказал Миляга. – Это был Мой Отец. Незримый. Хапексамендиос.
Во внезапном порыве ярости он принялся отдирать руки Тика, прикрывавшие лицо.
– Смотри же, черт тебя побери, смотри! Расскажи мне еще о чудесах, Тик! Ну же, давай! Рассказывай! Рассказывай!
Когда они покинули Первый Доминион и вышли из туманного облака, Тик не пошел домой вместе с Клемом и Милягой. Он сказал, что ему надо побыть немного на родной земле и что он вернется, как только придет в себя, и удалился прочь, пробормотав напоследок несколько невнятных извинений. Через три дня он и в самом деле вновь объявился на пороге дома №28 – все еще немного бледный и по-прежнему слегка смущенный. Миляга встретил его на ногах. После возвращения из Первого Доминиона он отменил свой постельный режим, хотя настроение его не улучшилось, а, скорее, стало более нервным и беспокойным. Как он объяснил Тику, кровать перестала быть для него убежищем. Стоило ему закрыть глаза, как бойня Первого Доминиона вновь возникала перед ним во всех мельчайших подробностях, и заснуть он мог, только доведя себя до такого изнеможения, когда промежуток между укладыванием головы на подушку и черной ямой забвения оказывался равным нулю.