Имам Шамиль
Шрифт:
В Петербурге Шамиль вновь посетил балет, куда был приглашен директором Императорских театров Сабуровым. Шамиль с провожатыми разместился в директорской ложе и разглядывал танцоров через театральный бинокль.
Давали балеты «Пери» композитора Поля Дюка и «Катарина», поставленные все тем же Перро. В «Пери» на сцене явился турецкий султан со всем своим гаремом. На экзотические танцы избранных прелестниц Шамиль смотрел со снисходительной улыбкой. Но когда сам султан принимался выражать свои восторги энергичными прыжками и великолепными сальто-мортале, Шамиль негодующе поднимал брови и растерянно косился на своих спутников. Такого позора от высокочтимого лица, хотя бы этот
Балет «Катарина», в котором буйствовали амазонки, шалили разбойники и разрушались мосты, отчасти напоминал кавказские события и понравился Шамилю куда больше.
В поездках Шамиля сопровождал замечательный художник академик живописи Василий Тимм. Он бывал во время военных действий на Кавказе и в Крыму, где создал целую галерею типических образов, жанровых и батальных сцен. Его рисунки были популярны при императорском дворе и украшали альбомы членов правящей династии. Пребыванию Шамиля в Петербурге Тимм посвятил серию литографий, опубликованных затем в периодическом сборнике "Русский художественный листок", который сам же он и издавал.
Посетил Шамиль и учебные заведения, где воспитывался его сын Джамалуддин. Он присутствовал на занятиях, на уроках танцев и в гимнастическом зале, где воспитанники лазали по шведским лестницам и упражнялись в фехтовании.
Императорская публичная библиотека вызвала у Шамиля нескрываемый восторг. Тонкий ценитель книг долго осматривал богатейшее собрание, ходил из зала в зал и с трепетом брал в руки древние манускрипты, среди которых были Кораны и другие книги на арабском языке. Директор библиотеки подарил Шамилю роскошную рукопись Корана XVIII века, чем тронул Шамиля до глубины души. А представленные имаму иностранные издания о нем самом вызвали у Шамиля улыбку помещенными в них портретами, на которых он изображался в самых фантастических образах. В библиотеке осталось несколько автографов Шамиля, один из которых гласил: "Смиренный Шамиль вошел в эту палату 15-го дня месяца раби ал-ула 1276 года хиджры (1 октября 1859 г.)". Здесь же сделал приписку и его сын: "И смиренный Гази-Мухаммед, сын его, был с ним в это время". В другом похожем автографе Шамиль оставил дату своего рождения: "… а родился он в 1212 г.".
Особое место во время пребывания в Петербурге заняли встречи Шамиля со светилом востоковедения членом-корреспондентом Петербургской и многих иностранных академий наук Мирзой Мухаммедом-Али (Александром Касимовичем) Казем-Беком.
Почитая в Шамиле создателя Имамата и большого ученого, Казем-Бек обсуждал с ним вопросы теологии, таинства тариката и особенности кавказского мюридизма. Казем-Бек подарил Шамилю несколько манускриптов и пенсне, которое пришлось Шамилю как нельзя кстати. Их долгие беседы легли в основу книги Казем-Бека "Мюридизм и Шамиль", вскоре опубликованной в журнале "Русское слово". Они остались друзьями, обменивались книгами и вели переписку. Но книгу Казем-Бека Шамиль счел не во всем удачной, хотя профессор и называл Шамиля "героем и создателем героев".
Благородный облик Шамиля, его светские манеры и мудрая рассудительность оставили у петербуржцев самое доброе впечатление. На их традиционный вопрос, что понравилось Шамилю в России больше всего, он отвечал: "Любовь и уважение, которые питают подданные к своему царю". А когда его спрашивали, отчего Шамиль не закончил войну раньше, он говорил: "Я был связан присягой своему народу. Но теперь совесть моя чиста, весь Кавказ, русские и все европейские
В день отъезда Шамиля из Петербурга публика переместилась со Знаменской площади на вокзал. Экипажи запрудили все улицы, проехать было невозможно и даже пришлось задержать поезд.
Карету Шамиля сопровождали поднятые шляпы и воздушные поцелуи. "Прощайте, Шамиль! Останьтесь с нами! Погостите еще у нас!.." — неслось со всех сторон, пока экипаж Шамиля пробирался к вокзалу.
Шамилю и его сопровождению был предоставлен вагон первого класса, разделенный на две комнаты.
Но публика так плотно обступила вагон, надеясь еще раз увидеть Шамиля, что без риска кого-нибудь задавить трогаться было невозможно. Тогда Шамиль взял стул и сел у открытого окна, благодарно покачивая головой.
Когда поезд наконец тронулся, из публики послышались крики: "Прощайте, Шамиль! Будьте здоровы! Скажите ему, что мы очень любим его!"
Желая поблагодарить за гостеприимство и внимание к своей особе, Шамиль просил передать петербуржцам: "Скажите им, что внимание их… доставляет мне такое удовольствие, какого я не испытывал при получении известия о победе в Дарго в 45-м году и какого не доставляли мне успехи 43-го года в Дагестане!.."
КАВКАЗ ПЕРЕБИРАЕТСЯ В КАЛУГУ
10 октября 1859 года Шамиль прибыл в Калугу.
Он остановился в гостинице Кулона, которая тут же стала местом паломничества калужских обывателей. Ветераны, годами не казавшие носу из своих имений, и те явились в город, влекомые чрезвычайными известиями. Повидать Шамиля приходили и побывавшие у него в плену солдаты. Они кланялись имаму, а когда их спрашивали, отчего они это делают, отвечали: "Так ведь тем пленным и было хорошо, кто у Шамиля жил или где проезжал он. Забижать нас не приказывал, а чуть, бывало, дойдет до него жалоба, сейчас же отнимет пленного и возьмет к себе, да еще, как ни на есть, и накажет обидчика".
— Так он хорош был для вас, для пленных? — удивлялся Руновский.
— Хорош, ваше благородие, одно слово — душа! И дарма, что во Христа не верует, одначе стоющий человек.
Имам сделал визиты к военному начальству и гражданскому губернатору В. Арцимовичу. Они тепло приветствовали почетного пленника и обещали сделать его жизнь в Калуге достойной его славы и подвигов.
Затем Шамиль посетил преосвященного Григория, епископа Калужского и Боровского. В семинарии ему подарили Евангелие на арабском языке. Шамиль внимательно прочел его, сверяясь с собственными книгами. Затем сказал Руновскому: "Тут много хорошего написано, только многого вы не исполняете". На это Руновский ответил, что мусульмане тоже не все исполняют, что написано в Коране, иначе палачу Шамиля не пришлось бы отрубить столько голов. Но с тем, что Бог у всех один, согласились и Шамиль, и Руновский. Как и с тем, что один у людей и дьявол-искуситель.
Шамиль хотел даже посетить церковную службу, но необходимость снимать папаху при входе в храм сделалась для имама непреодолимым препятствием.
В тот же день Шамилю было выдано его годовое содержание — 10 тысяч рублей серебром, а затем ему показали дом, в котором ему предлагалось поселиться со своим семейством.
Шамилю понравился трехэтажный каменный особняк по Одигитриевской улице. Дом с отдельным флигелем, большим плодоносящим садом, красивым бассейном, теплой баней и вместительными конюшнями был обнесен высоким забором. Но внутреннее устройство дома не отвечало образу жизни имама, и он пожелал его изменить.