Именем любви
Шрифт:
– Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!!!
Джо не удержался и сел на пол, глядя на Шерри совершенно безумными глазами. А она внезапно перестала плакать, вытерла нос и глаза сначала одним рукавом, потом другим и выпалила:
– Я сама себя обидела, понял?! Я! Сама! Десять лет кормила свою обиду, собственной кровью кормила. Лелеяла ее. Сама себя убедила, что весь мир против меня, а мужики – сволочи. Отец умер – я даже на похороны не поехала. Тебя всю жизнь проклинала.
– Шерри, ты что сейчас сказала?
– И врала, понимаешь, врала всю жизнь
– Что. Ты. Сказала.
– Я люблю тебя, идиот, вот что я сказала. Я тогда это сказала, и сейчас ничего не изменилось. Я люблю тебя. Я больше никого и ничего не хочу, только тебя. Быть с тобой. Жить с тобой. Дышать, спать, смеяться, плакать – только с тобой. А без тебя – незачем. Не получается. Без тебя – только тело. Ходит, руками берет, ртом ест, глазами… хлопает.
– Шерри…
– Пожалуйста, не говори ничего, ладно? Просто молча возьми меня. Не лги, слов красивых не говори – просто подари мне себя. Один раз. И я уйду.
– Я тебе уйду!!!
Он вскочил, сдернул ее с кресла, прижал к себе, зарылся лицом в черные блестящие локоны. Из широкой груди вырвался стон.
– Шерри, девочка ты моя ненаглядная… Огненная моя девочка. Что ж так долго, Шерри?..
Тьма взрывается золотыми искрами, и в призрачном свете – радуга на все небо.
Ангелы близко, вот они, сидят на облачках, улыбаются одобрительно. У всех – твое лицо.
Кровь – на двоих, дыхание – на двоих, тело – на двоих.
Больше нет одиночества. Есть двое. Ты и я.
Вверх-вниз, вверх-вниз, качели раскачиваются, сердце выпрыгивает из груди, кровь бьется в жилах, ей тесно, ей жарко, ей мало одного тела.
На качелях – мы с тобой. Под нами бездна, над нами небо, вокруг – бесконечность. Время стало Вечностью, Жизнь – Памятью, Смерть – Сказкой. В сказке всегда страшно, но кончается все хорошо.
У нас с тобой все всегда будет хорошо. У нас с тобой только начинается – Жизнь. А то, что было, – так, сон плохой. Как в детстве – вскрикнешь, проснешься и успокоишься.
Не отпускай меня, слышишь? Не отпускай никогда. Без тебя нельзя жить. Быть. Незачем.
И не то чтобы я умру без тебя, просто жить я могу только – с тобой.
Не отпускай.
Я люблю тебя.
На смятых простынях – сплетение тел. Смугло-золотистая кожа мужчины кажется темной рядом с алебастровой белизны кожей женщины. Его руки запутались в буре черных волос.
Губы к губам, грудь к груди. Руки ласкают, сжимают, гладят, впиваются. Губы – целуют, пьют, скользят.
Раз за разом бешенство страсти возносит этих двоих на вершины, за которыми уже точно – только ангелы и звезды, а потом обрушивает в теплую пропасть без дна, но этим двоим все мало.
Они нагоняют упущенное за десять лет.
Десять
Десять лет.
Они отдавали долги, накопившиеся за десять лет.
За окнами стало лилово и свежо. Прямо в открытое окно светила одна, самая первая звезда. Яркая и бестактная.
Джо лежал и медленно умирал от счастья. Прямо на нем лежала Шерри. Лица ее он не видел, но знал, что она не спит – ресницы щекочут – и улыбается. Кожей чувствовал.
Это было прекрасно – лежать вдвоем на разоренной постели и не хотеть шевелиться.
Шерри улыбалась собственным ощущениям. Она чувствовала Джо всем телом, она словно растворилась в нем, стала облачком, прильнувшим к нагревшейся за день скале…
– Джо…
– Что?
– Я люблю тебя, я говорила?
– Нет еще.
– Врешь. Говорила. И еще скажу.
– Вот я люблю – это да!
– Правда?
– Дурочка…
– Джо?
– Ау?
– Как я смогла прожить так долго – без тебя?
– Ты без меня не жила. Просто… мы подзадержались в пути. А на самом деле – это просто наша следующая ночь, и все.
– А ты помнишь, как тогда было?
– Конечно.
– Врешь. Такое только женщины помнят.
– Землю все равно есть не буду. Не хочешь – не верь. Я все помню. В основном потому, что боялся до смерти.
– Кого, папу?
– Нет. Про папу я вообще тогда не думал. Я боялся себя. Что у меня не получится.
– Я бы все равно не поняла…
– Я-то понял бы.
– Джо…
– Ты очень говорливая. Поцелуй меня.
– Сначала ты.
– А давай вместе?
Тишина. Сверчки за окном. Звезда постепенно теряет интерес к происходящему – даже на хорошее нельзя смотреть бесконечно.
– Шерри?
– Что?
– Давай вообще выходить не будем?
– Никогда?
– Нет, ну поесть-то сходим…
– Я не выйду. У меня глаз нет и нос распух.
– Неправда. Ты красавица.
– Еще говори.
– Красавица. Красивая красавица. Прекрасная… прекрасница.
– Как ты жил в Лондоне?
– Нормально. Чай пил в пять часов. Голубей кормил.
– Счас, поверила. И ни одной женщины?
– Штук восемь, не больше.
– Ах ты…
– Это не в счет.
– Тогда и мои – не в счет.
– Распутная девица!
– Что ты. Я даже ничего не чувствовала. Никогда. К врачу хотела пойти, думала – все отшибло.