Именем волчьего закона
Шрифт:
— Теперь по уликам. — Николай Иванович передал слово криминалисту Егорову.
— Оружие, которым было произведено двойное убийство, не найдено. Предположительно это тесак, примерно тридцать сантиметров длиной и четыре шириной. «Мясник» его использовал во всех шести случаях.
— Что с отпечатками? — поинтересовался полковник.
— Их нет. Он орудует в перчатках, или стирает их тряпкой или носовым платком. Хотя такое количество стереть невозможно, скорее всего перчатки.
— Значит, он или она действует сознательно?
— Да. Но мотивировка
— А что вы думаете по этому поводу? — Максимов обратился к сидевшей в углу кабинета Нине Морозовой — психологу.
Она была молода, красива, недавно с отличием окончила факультет психологии МГУ и ее распределили на работу в МУР. Одевалась Нина скромно, недорого, старалась внешне не выделяться из пестрой толпы сотрудниц угрозыска.
Это было ее первое дело. Ей показывали фотографии, видеозаписи и от них ей стало не по себе. До сих пор она находилась под впечатлением увиденного, но, несмотря на это, проанализировала ситуацию и сделала выводы:
— Я думаю, перед нами человек с измененной психикой.
— Невменяемый, — дополнил полковник.
— Частично невменяемый. В обычной жизни он или она нормальный человек, субъект, личность, но в некоторые моменты, под воздействием каких-то жизненных причин, возможно, погоды, психика изменяется, и он совершает убийства. Потом снова становится нормальным человеком и живет обычной жизнью.
— Оборотень? Как такое возможно: убить, расчленить тело, а потом спокойно жить и чтобы совесть не мучила? — Фомин вопросительно посмотрел на Морозову.
— Это загадка психики маньяков. Они безусловно больны, но по-своему. Их не мучает совесть за злодеяния. Они звери в человеческом обличье.
— Даже будучи пойманными, — добавил Максимов, — они раскаиваются только для вида, чтобы им смягчили наказание. В душе же они холодны и неприступны. Они спокойно говорят об убийствах, описывают их с ужасающими подробностями, так что жутко становится. — Максимов сурово осмотрел всех присутствующих. Ему как никому другому были известны повадки этих преступников.
— Я думаю, у них на уровне подсознания отсутствуют некие социальные тормоза, запрещающие человеку убивать себе подобного, — продолжила Нина. — В детстве им этого не привили. Им не сказали, почему нельзя мучить животных, они не видели негативной реакции взрослых на то, как они их мучают. Сначала с удовольствием убивали кошек, собак, а когда выросли, стали с тем же удовольствием убивать людей, расчленять их трупы. Они не боятся общественного порицания за содеянное. Им хочется убивать. В некоторые моменты жизни эта их потребность проявляется, и они получают от этого несказанное наслаждение. Ради этого наслаждения, садистского оргазма, если хотите, они вновь и вновь идут на ужасные преступления.
— Ну, у нас многие убивают и расчленяют в удовольствие или по профессии. На скотобойне, например. Или возьмите хирургов. Они трупы режут, дай боже, — вставил полковник.
— У людей этих профессий мотивировки другие, — попробовала пояснить
— Это мы знаем. Для того чтобы людей лечить, надо их изучить. Но в хирурги-то идут не все, а только те из студентов, кто прошел анатомичку. Так у них это, кажется, называется. Те, у кого нет омерзения копаться во внутренностях мертвых людей, те и попадают в хирурги. Может, хирурги тоже потенциальные маньяки, только они в моргах, на занятиях по практической анатомии, гасят свою патологическую потребность. А прикрываются моральной и нравственной доктриной — что несут добро людям. А сколько они людей искалечили, изувечили на операционных столах, скольких, в кавычках, убили… — Максимов был раздражен, зол и в своей пламенной речи наехал на хирургов со всей серьезностью.
— Но скольких и спасли, — парировала Нина.
— Да, спасли, наверное, больше, чем угробили, — полковник немного остыл и успокоился. — В любом случае мы ищем получеловека-полузверя, — констатировал он. — Но самое страшное, что в жизни «оно» человек и живет среди людей, а когда становится зверем — то свидетелей в живых не остается. А нам надо вычислить и обезвредить его, этого двуликого, опасного и сильного монстра. — Полковник замолчал и осмотрел присутствующих. Все молчали и слушали. Нина поняла, что от нее больше не ждут объяснений и села.
— Как его найти? — Максимов грозно смотрел на оперативников. Он решил никого сегодня не отчитывать, ни на ком злость не срывать — все и так работали на пределе сил. — Так какие будут соображения?
Все молчали, но у каждого были свои версии, и собравшиеся начали их по очереди высказывать.
— Мы многое сделали, — начал Фомин, — предупреждаем по телевидению об опасности нападения маньяка, патрулируем улицы…
— Но толку от этого никакого! «Мясник» мочит и мочит. На этой неделе второе убийство.
— Надо выяснить мотив его убийств, — вставила Морозова. — Почему он убивает, что послужило причиной этому, ведь он раньше не убивал. Значит, что-то произошло, какой-то нервный, социальный срыв. Есть версия, что активность маньяков зависит от фаз Луны. В полнолуние наблюдается подъем уровня воды в морях и океанах и в человеческом организме тоже, так как он на восемьдесят процентов состоит из воды. Может быть, повышение давления жидкости в клетках мозга и влечет за собой садистскую активность маньяков.
— Тогда бы все убивали, ведь у всех людей давление воды повышается. — Максимов махнул рукой. А вот нервный срыв вероятнее всего. Черт его знает, какой там мог с ним произойти срыв. Я думаю, любой. К примеру, баба ушла к другому, и он начал долбить всех мужиков.
— Тогда бы он убивал женщин. Ведь он тогда считал бы виновной ее, жену, любимую… — Нина высказала свои соображения, а шеф призадумался и вопросительно посмотрел на Фомина. Того тоже осенило — если маньяк убивает мужчин, значит, это точно женщина!