Именем закона. Сборник № 1
Шрифт:
Ужин, который подала Манана, был таким, каким могут его сделать для друга только тбилисцы, — с холодными и горячими закусками, с зеленью и свежими овощами, с домашним печеньем.
Потом, когда ушла Манана, они с Ираклием пили чай. Все вопросы, которые они могли задать друг другу, были уже заданы. Поэтому, коротко обменявшись последними новостями, они сейчас перебрасывались односложными замечаниями, смакуя и понимая каждое. Конечно, сейчас они были дальше друг от друга, чем, скажем, в школе. Зато сейчас в дружбе каждого присутствовало то, что можно было бы назвать частью их детства и юности. Это значило многое,
И все-таки, возвращаясь от Кутателадзе к себе домой, вглядываясь в мигающие ночные московские светофоры, Иванов понял: мысли его сейчас заняты только Кавказцем. Он должен, просто обязан найти убийцу Садовникова. И он это сделает. Хотя, если рассуждать реально, никаких надежд на это у него пока нет. Есть лишь небольшие достижения. Например, разговор с дежурной по этажу и горничной в гостинице «Алтай». Если вспомнить все, что связано с этим разговором, похоже, в двести девятом номере под фамилией Нижарадзе скрывался кто-то другой. Но что это ему может сейчас дать, он пока не знает.
Прохоров, которому на следующее утро он изложил все эти соображения, долго вытирал пот со лба и шеи.
— Преждевременных выводов мы с вами, конечно, делать не будем. Но может быть, это действительно не Кудюм?
— Тогда кто же?
— Ну, допустим, Кавказец?
— На «Алтай» напали вы, — дипломатично сказал Иванов. — Я только поговорил с персоналом.
— Ладно вам, Борис Эрнестович. Славу мы еще разделим.
— Я не о славе.
— А о чем?
— Мы можем найти Кудюма и ничего не узнать.
— Понимаю. Вы имеете в виду — этот паспорт Кудюм мог просто потерять?
— Вот именно. Или паспорт украли, такое бывает. Кто — Кудюм и понятия не имеет.
— Резонно. Но все-таки, Борис Эрнестович, я очень хотел бы спросить у Кудюма, когда мы его найдем: как было дело? И посмотреть, что он ответит. Согласитесь, это будет интересно.
Договорившись, что он будет звонить Прохорову, если узнает что-то новое, Иванов спустился вниз и сел в машину. Включил зажигание, развернулся, выехал на улицу Горького.
Он вдруг впервые попытался представить себе, кто же такой Кавказец на самом деле. Вообще что может быть за человек. Странно, ничего особенно интересного придумать в этот момент он не смог. Все, что он вспоминал, расплывалось и как неясное облако ползло сейчас в его воображении, по существу, ни о чем не говоря. «Высокий», «темный», «южного типа», «надутый». Рисовалось что-то близкое, расплывчатое. Ничего конкретного. Уже подъезжая к знакомому зданию на Октябрьской площади, он мысленно вернулся к Кудюму. Все-таки он хотел бы понять: откуда у Кавказца чужой паспорт? Что, Кудюм отдал ему паспорт сам? Непохоже. Вряд ли фармазонщик по своей воле свяжется с убийцей. Значит, передача паспорта Кавказцу с ведома Кудюма маловероятна. Но маловероятно и то, что опытный мошенник-профессионал потеряет паспорт. Или что его у него украдут. Потом, сам Кавказец тоже не простачок. Конечно, то, что он, поселившись в «Алтае»,
Именно с этой мыслью Иванов остановил машину у Министерства внутренних дел и поднялся наверх, в свой кабинет.
В его кабинете, если сравнивать, допустим, с тбилисскими условиями, все было на высшем уровне. Стены покрывали деревянные панели, зимой и летом работал кондиционер. С восьмого этажа открывался вид на Октябрьскую площадь. Но главное — здесь не было того, что постоянно присутствовало в Тбилиси. В тесноватой приемной замнача РОВД, которую он занимал последние два года, постоянно стояла суета, сутолока. Не было никаких гарантий, что в кабинете вдруг не окажется самый неожиданный посетитель.
Он часто вспоминал неповторимый аромат тбилисских деревьев. Ему казалось: даже солнце в Тбилиси и то пахнет по-особому. Кажется, такого запаха он не встречал ни в одном другом городе. Все пять лет он пытался забыть это, убеждал себя, что, в конце концов, назначение в Москву, новая работа, переезд вместе с семьей — все было нужно для дела. Конечно, постепенно он узнал Москву и привык к ней. Но от Тбилиси так и не освободился.
Все это мелькнуло в секунду, как мелькало уже не раз от взгляда в окно, на расстилающуюся внизу Октябрьскую площадь, до движения собственной руки с карандашом к перекидному календарю. «14.00. Гарибова». Кто такая эта Гарибова? Вспомнил: в два должна зайти женщина, по показаниям которой человек, похожий на Кавказца, отобрал позавчера у ее мужа двадцать тысяч рублей. Мельком глянул на часы. Двадцать пять второго. Значит, Гарибова должна скоро быть. Позвонил, вошли Линяев и Хорин.
— Борис Эрнестович, абхазцы сообщили: Нижарадзе Гурам Джансугович в декабре обращался в Гудаутское РОВД по поводу утери паспорта, — доложил Хорин.
— А… Все-таки обращался.
— Да. По оформлении документов там же, в Гудауте, ему выдали новый паспорт. В настоящее время Нижарадзе в Гудауте нет. Вообще, по сведениям РОВД, по месту прописки он появляется крайне редко.
— Где он потерял паспорт?
— По его заявлению, паспорт Нижарадзе потерял в поезде Москва — Сухуми, возвращаясь из Гагры. Гостил у родственников.
— Подтверждения есть?
— Проездной билет, согласно устному объяснению Нижарадзе, он выкинул. Абхазцы обещали связаться с родственниками. А также найти эту поездную бригаду. Чтобы выяснить о билете.
— Вы спрашивали у абхазцев, куда вообще мог запропаститься Нижарадзе? Ведь наверняка он что-то говорил?
— Есть сведения, что Нижарадзе мог уехать ближе к Пскову или Новгороду, — сказал Хорин. — Я связывался уже и с теми, и с этими.
— Еще что-нибудь из новостей? Начальство не тревожило?
— Пока нет.
— Насчет Гарибовой — вы помните? Вот, помечено в календаре. Жду к двум. Не мешало бы знать их выходные данные. Точные имена, фамилии, возраст, прочее?
— Сейчас. — Хорин достал записную книжку. — Гарибова Светлана Николаевна, домохозяйка. Тридцать восемь лет. Муж — Гарибов Георгий Константинович, директор станции автообслуживания в районе Тушина. Пятьдесят два. Проживают оба в центре, на улице Рылеева. Дом девять, квартира сто пятьдесят один. Детей нет.