Иметь и хранить

Джонстон Мэри

Я не ответил. Я тоже видел красные кресты британского флага и не сомневался, что на втором, нижнем флаге выткан герб Виргинской компании. Корабль был большой, водоизмещением тонн двести, и очень походил на «Джордж», хорошо знакомый всем жителям Джеймстауна.

Мои чувства выразил Спэрроу.

— Английский корабль! Тогда им нечего опасаться! — вскричал он в простоте душевной. — Пожалуй, нам стоит просигналить им, что мы свои, что мы тоже англичане! Может быть... — тут он запнулся и с надеждой посмотрел на меня.

— Может быть, вам будет позволено отправиться туда на лодке? — сухо докончил

Пэрдайс. — Нет, мастер Спэрроу, вряд ли.

— Они отправят туда других гонцов, — пробормотал Дикон. — Слышите, сэр, они расчехляют пушки.

Все эти канальи, за исключением одного, были по рождению англичане, все они знали, что изувеченный корабль — английский и что на нем плывет множество мирных беззащитных людей, но это знание ничуть не изменило их планы.

Вокруг стоял гвалт: слышались довольные выкрики, ругань, грубый смех, лязг заряжаемых пушек и раздаваемых пик и абордажных сабель. И никто не возразил против готовящегося убийства. Я отвел взгляд от обреченного корабля, где уже поднялась отчаянная суматоха, посмотрел на возбужденную толпу на шкафуте и понял, что призывать их к милосердию так же бесполезно, как увещевать голодных волков.

Рулевой у меня за спиной, не дожидаясь приказа, переложил руль, и наше судно устремилось к искалеченному барку. Впереди по левому борту светлела отмель, чуть дальше море пенилось и бурлило над скрытым под водою рифом. С полдюжины голосов крикнули рулевому, чтобы он поостерегся. У руля стоял тот самый молодчик в женской накидке, которому я продырявил плечо во время схватки на острове. Он плавал с настоящим Керби от Маракайбо до Форт-Кэролайн и был у него лоцманом.

— Под нами достаточная глубина и впереди есть глубокий проход! — крикнул он и, цветисто выругавшись, добавил: — Я тут уже плавал и сумею провести вас мимо рифа, пусть бы даже это были бы не скалы, а врата ада!

Остальные головорезы встретили это уверение восторженной божбой и тотчас думать забыли про подстерегающий их риф. Врата ада их не пугали: в погоне за добычей они вошли в них уже давным-давно. Взывать к их совести было делом безнадежным, но я все же попытался.

— Ребята, это же английский корабль! — закричал я. — С испанцами мы будем драться, пока у них есть в Вест-Индии хотя бы один флаг, но мы не станем нападать на своих!

Нестройный хор возгласов и проклятий враз смолк, и снова стали слышны свист ветра в снастях, плеск рассекаемой форштевнем воды и гул прибоя. В наступившей тишине с обреченного барка донеслись вопли ужаса и пронзительный женский визг.

На лицах нескольких пиратов изобразилось сомнение, но длилось оно недолго, а большинство и вовсе не колебалось ни секунды. Они всколыхнулись и стали приближаться к капитанскому мостику, выкрикивая ругательства и угрозы, стараясь распалить себя, довести до такого неистовства, которому были бы нипочем и моя шпага, и абордажная сабля Спэрроу, и пика Дикона. Один, мнивший себя остряком, крикнул что-то насчет капитана Керби и его методов. Двое или трое рассмеялись.

— Роль Керби наскучила мне, — сказал я громко. — Я английский дворянин и не стану стрелять по английскому кораблю.

Словно отвечая мне, наши носовые орудия грохнули и изрыгнули огонь. Канониры не теряли времени даром и, едва оказавшись

на расстоянии выстрела от терпящего бедствие корабля, разрядили в него все три носовые кулеврины. Картечь перерезала его снасти, и английский флаг соскользнул вниз. Пираты разразились торжествующим ревом. В ответ с палуб атакованного барка послышались крики, и его немногие уцелевшие пушки с вызовом рявкнули.

Я выхватил шпагу. Спэрроу и Дикон придвинулись ко мне. Моя жена с самого начала стояла рядом, бледная, спокойная, отважней любого мужчины. Толпа пиратов разом вздохнула — это было похоже на первый порыв ветра перед бурей. Внезапно вперед протиснулся Испанец, тощий, одетый во все черное, он напоминал ворона, явившегося каркать над мертвецом. Его тяжелый взгляд вперился в милорда Карнэла.

Тот, бледный как мел, встретился с ним глазами, потом вздернул подбородок, размеренным шагом пересек капитанский мостик и присоединился к нам. Мгновение спустя за ним последовал Пэрдайс.

— Видите ли, капитан, я никогда не рассчитывал умереть в своей постели, — обронил он небрежно. — А раньше или позже — не все ли равно? И я хочу, чтобы вы знали: до того, как стать пиратом, я был джентльменом.

Оборотившись, он сдернул с головы шляпу и помахал ею своим бывшим товарищам.

— Эй, вы, мразь! — крикнул он им. — Я долго с вами якшался, и мне это надоело. Я хочу умереть порядочным человеком.

Это отступничество ошеломило пиратов, и среди них вмиг воцарилась мертвая тишина. Все как один уставились на человека в черном, шитом серебром камзоле, многие нервно облизывали губы, но ни один не проронил ни слова. Нас было пять человек, вооруженных и готовых стоять до конца; их было восемьдесят. Перед смертью мы могли многих из них отправить на тот свет, но в конце концов мы неизбежно должны были погибнуть, как и все, кто плыл на беззащитном английском корабле.

Воспользовавшись тишиной, я наклонился и шепотом сказал несколько слов жене.

— Я бы предпочла вашу шпагу, — ответила она тихим голосом, в котором не было ни уныния, ни страха. — И пусть моя смерть вас не печалит, она зачтется вам как еще одно доброе дело. А просить прощения должны не вы у меня, а я у вас.

Хотя время никак не подходило для галантных жестов, я встал на колено и на миг прижался лбом к ее руке. Когда я поднялся, Спэрроу коснулся моего плеча и прошептал мне на ухо:

— Есть другой путь — принять смерть не от людей, а от Бога. Посмотрите, и вы увидите сами.

Я посмотрел туда, куда смотрел он, и увидал, как близко мы подошли к полосе белой пены над рифом — этому знаку притаившейся под водой смертельной опасности. Взгляд пирата, стоявшего у руля, был прикован к тому же месту. Губы его сжались, брови сдвинулись, он весь сосредоточился на одном — благополучно провести корабль мимо подводных скал... Далекий гром прибоя, крики кружащей в вышине чайки, сверкающий пустынный берег, безоблачное небо, синий океан и глубоко-глубоко внизу — белый песок, где можно крепко уснуть вместе с другими почившими храбрецами, давно утонувшими, давно истлевшими. «И станет плоть его песком, кораллом кости станут»[117]. Толпа пиратов взорвалась воплями ярости и голубым пламенем обнаженной стали. У самого моего уха просвистела пуля.