#ИМХОМ: по моему скромному мнению. Мужчины
Шрифт:
Представьте себе аквариум, а в нем плавают золотые рыбки. Вот это их мир, там затонувший пиратский корабль, они там живут. Нет ничего другого, они не могут себе представлять жизнь хозяина аквариума. Никак. В их маленьких мозгах нет для этого способностей. Вот так мы соотносимся с Богом – мы не можем себе его представить. Он за пределами нашего сознания. И сделать с этим ничего нельзя. Мы можем придумать метафору, которая объяснит, почему мы не можем его понять. Но не более того. И я не верю, что бог как-то вмешивается в нашу жизнь. Это все детские сказки.
Сократ однажды пришел в храм Посейдона в Афинах. А он был атеист, как известно. Жрец говорит: «Как тебе, Сократ, не стыдно, видишь сколько здесь венков? Это
Живешь, болеешь, умираешь, влюбляешься, приключения, дети, природа – нормальная человеческая жизнь. Все не просто так, зачем-то ты есть. Почему и как – человечество может объяснить только через искусство. Затем и живем.
Напишешь какую-нибудь строчечку и вдруг думаешь, ведь что-то я понял сегодня. Что вне стенок моего аквариума.
Бог живет за пределами Вселенной, где другие физические законы. Там другая таблица Менделеева, он выше нас – сознательное высшее существо. Он устроил всю эту комедию, всю Вселенную, для своего развлечения. Была такая игрушка в Америке – муравейник, разрезанный пополам, отделенный стеклом. Муравьи, за которыми можно наблюдать, вот и он так же. Один раз вмешался, когда Христа послал, это был последний раз.
Высший мир непознаваем, необъятен, невидим, но он существует. Человечество существует для того, чтобы какими-то своими коготками поцарапать ту алмазную сферу, которая в принципе не царапается. Она отделяет нас от этого высшего мира. Для этой задачи существует поэт – он умеет чувствовать и приобщает нас к этому абсолютно необъяснимыми путями. Вот, может быть, в этом один из смыслов искусства.
В игольчатых чумных бокалахМы пьем наважденье причин,Касаемся крючьями малых,Как легкая смерть, величин.И там, где сцепились бирюльки,Ребенок молчанье хранит,Большая вселенная в люлькеУ маленькой вечности спит.Что это? По-русски это называется божественным откровением. Хотя пересказать словами я это не могу. Но чувствую за этим высокий великий смысл, от которого сердце начинает биться. Вы почувствовали, я надеюсь?
P.S. Я по жизни человек довольно робкий.
Все вещи значимы. Все, что вокруг нас происходит, можно усвоить в качестве сырья для творчества.
Увядают в парке розы, дует злой гиперборей.Наступает время прозы – на, возьми ее скорей!Так убого время года (а короче – время го)!Полуголая погода и совсем не о-го-го.И опять с берез осенних облетает жухлый лист,и растерян, как Есенин, одинокий гармонист.Небогатые соленья. Равнодушная приро.Никакого просветленья и московского метро.Коль гармония в природе в эту пору небольша,ни к элегии, ни к оде не торопится душа, —гармонист! Берись за прозу! Что ты зыришь, дурень, ввысь?Размести в петлице розу, за политику возьмись.Не текущим ли моментом дышат рiдные края,голосистым инструментом звуки новые куя?Доедай, а я доеду к водоему, девы гдемолодому людоеду моют ноги и везде.Бахыт Кенжеев
ИМХО. Виртуоз: «Планка сознательно выше, чтобы человечество до нее доросло». «Свод нравственных законов написан не в книгах, а у людей на сердце»
Одно из моих главных достижений – я поверил в человека, в себя. Все, что человек задумывает не в формате мечты, а задачи – выполнимо. Главная беда любого человека: лень, малодушие, страх. Если научиться с этим справляться, то можно достигнуть радостных супер-состояний. Счастье всепоглощающее и перманентное невозможно. Человек, который стремится к такому состоянию – глубоко несчастлив.
Процесс – очень важная штука, к нему надо относиться серьезно. Пусть он тяжелый, требующий много усилий и времени, но если внутренне комфортный – то задача выбрана правильно. Бывает и так, что напишешь вечером что-нибудь, а наутро очень боишься встречи с этим произведением. Нарисуешь и думаешь – не буду на это смотреть, не хочу больше проверять. И может пройти ночь, день, два, месяц, куда-то уезжаешь, потом возвращаешься. Это нормальный рабочий процесс. С возрастом это проходит.
У меня были завышенные к себе требования. В детстве было много бессмыслицы. До 13 лет не мог определиться, кем быть – альпинистом или спортсменом. Но решил природу не насиловать и стал художником. Вырос я в Москве на Верхней Масловке – такой художественный улей Москвы. У моего деда академика там была своя мастерская со всеми элементами художественной жизни и запахами масляной краски. У меня была уверенность, что я очень серьезный художник. Меня бесило, что это подтверждалось не сразу. В какой-то момент я боялся оказаться профнепригодным. Эта фобия довольно долго со мной жила. Я не любил музеи, потому что всегда находил там на стенах недостижимые вещи, но и это прошло. То ли я совсем обнаглел, то ли потерял «берега», но теперь мне страшно интересно ходить по музеям. Уже не боюсь мировых авторитетов и везде нахожу единомышленников: Дюфи, Пикассо, Матисс, Рембрандт.
Гениальность – это виртуоз. Мой личный эгоистический кайф – сделать вещь, которую я задумал, а не которая получилась. По которой не видно сопротивления материала. Чтобы, глядя на картину, не возникало мыслей: «Ой, ну понятно, он сел, старался, пыхтел, пот шел». Величие в искусстве – будь то кино, музыка, книга – это вещь, сделанная, со стороны зрителя, слушателя, читателя, легко. Когда никто не понимает, как это сделано. Мастерство – это психически тяжело, это огромный труд, которого не должно быть видно.