Император Африки
Шрифт:
Фредерик Эванс напряжённо всматривался в происходящее перед ним. Лисин выскочил из толпы, как они и планировали, и, выхватив револьвер, стал стрелять из него на ходу, целясь в Иоанна Тёмного.
— Вот дурак, — выругался Эванс, — слишком рано, поторопился, неопытность подвела. Эти молодые социал-революционеры, им бы только стрелять во всех, поборники борьбы с монархизмом. Идиоты…, - и он зло сплюнул сквозь плотно сомкнутые губы.
Но одна из пуль, всё же, свалила Иоанна Тёмного, который смог застрелить Лисина. Полученный Эвансом приказ был однозначен — Иоанн
А Мамба был жив, это стало очевидно, когда он с натугой начал подниматься навстречу своей новоиспечённой жёнушке. Этого Эванс не мог допустить, и решился на крайнюю меру, лихорадочно доставая обе бомбы, спрятанные в громоздком фотоаппарате.
Он сознавал, что разрыв мощной бомбы может убить и дочь императора. Убивать Заудиту было крайне нежелательно, но такой вариант, тем не менее, всё равно допускался, потому как — любой ценой!
Толпа, ранее стоявшая стеной по обочинам дороги, по которой должен был проехать свадебный кортеж, сейчас разбегалась во все стороны, стараясь укрыться от стрельбы.
Пользуясь суматохой и неразберихой, Эванс сделал два шага вперёд и, достав бомбу, с силой швырнул в сторону Мамбы и Заудиты. Подготовив вторую бомбу и занеся руку вверх, Эванс невольно встретился взглядом с Мамбой, и застыл, не в силах пошевелиться, загипнотизированный нечеловеческим выражением дикой ярости, плещущейся в глазах черного короля.
Убийца успел запалить вторую бомбу, когда его грудь получила сразу две пули, он упал, бомба тоже, и через секунду раздался второй взрыв, заглушив разрыв первой бомбы, сделавшей своё дело.
Заудита бежала ко мне, со страдальческим выражением на лице, выставив вперёд нежные смуглые руки. За ней я, вдруг, заметил высокого европейца, достававшего из фотоаппарата, размещавшегося на треноге, не сменные кассеты, а два предмета, очень похожих на РГОшки, только намного больше. «Бомбы», — осенило меня и, несмотря на рану, я похолодел.
Пока я думал, европеец запалил бомбу и через секунду ловко метнул её в нашу с Заудитой сторону. Запалив и переложив в правую руку следующую, он собирался швырнуть и её.
— Нет!!! — закричал я, с ужасом глядя, как первая граната, кувыркаясь в воздухе, летит прямо к нам. Ярость, дикость, звериная злоба, ненависть захлестнули меня с головой, даже без унганского эликсира.
Время словно остановилось и потекло утомительно медленно, вязко отсчитывая миллисекунды жизни. Маузер, подчиняясь моей воле, выстрелил два раза. Я отчётливо видел цель, словно приблизившуюся ко мне вплотную. Два выстрела прогрохотали один за другим, и я не сомневался, что обе пули попадут точно в цель.
Тень смерти накрыла европейца, жить ему оставалось не больше мгновения. Но граната уже нависала над Заудитой. С ужасом и отчаянием я видел, что тень смерти стремительно накрывает и её своим тяжёлым могильным пологом.
— Нет!!! Не надо, Боже, не надо!!! Я не прощу!!!
Заудита, видя отчаяние на моём лице, успела лишь повернуться навстречу своей смерти, в удивлении распахнув огромные
Громкий взрыв разорвал в клочья её одежды, выжег лучистые глаза, оторвал протянутые навстречу руки и бросил всё то, что осталось от бывшей секунду назад молодой женщины на пыльную, истоптанную сотнями ног землю.
— Ненавижу! — Ненавижу! — захлёбываясь яростью, страхом, гневом, отчаянием и безысходностью, кричал я, наблюдая, как происходит непоправимое. Ничто не вечно на земле, не вечна и моя жизнь. Но за что умирала сейчас эта женщина, за что я опять остался один. За что???
Подхватившись с земли, я сделал два шага и опустился перед телом Заудиты, распластанным на земле. Поднимая обеими руками землю, пропитанную кровью, я подносил её к своему лицу и рыдал.
Рыдал взахлёб, не всхлипывая, не вдыхая в перерывах воздух, а просто орошая своими слезами окровавленную землю, зажатую в моих руках. Заудита умерла. Её душа, оторвавшись от тела, кружила надо мной, не решаясь сразу улететь туда, куда мне не было доступа, словно прощаясь с моим залитым кровью сердцем и потерянным в горести сознанием. Покружив, она вознеслась ввысь, и вскоре растаяла среди ясного неба.
Как только я осознал это, неведомая сила всколыхнулась во мне.
— Будьте все вы прокляты! Я уничтожу вас. Я знаю, кто приказал это сделать и ради чего. Слышите вы, я знаю. Я объявляю войну Британской империи. Войну до конца. Клянусь своей кровью и духами Африки. Я уничтожу её. Я уничтожу всех, кто отдал этот приказ, и всех, кто задумает сделать такое вновь.
— Бойтесь меня, Мамбу, царя Судана, Иоанна Тёмного, Иоанна Мстителя. Я отомщу, и месть моя будет страшная и неотвратимая. Ждите, я приду к вам, англы, и отомщу. И пусть небеса содрогнутся от моей мести!
Ненависть захлестнула меня с головой, я закружился в каком-то диком танце вокруг тела Заудиты, которая так и не успела стать моей женой, и которую я почти не знал. Этот танец ярости и мести, вызванный откуда-то из глубин моей души, был настолько дик и ужасен, что вокруг меня образовалось огромное пространство, полностью свободное от живых людей.
Я танцевал ритуальный танец, присланный мне мёртвым богом из тьмы веков, и который жил в моём подсознании, запрятанный там так далеко, что я о нём и не догадывался.
Все смотрели на безумство Мамбы и не осмеливались подойти к нему. Неизвестная сила, имеющая сверхъестественную природу, отталкивала их, заставляя бежать, куда глаза глядят. Наиболее стойкие и храбрые стояли в оцепенении, как будто увидели проявление своих старых, тщательно скрываемых страхов, и только потихоньку отступали назад, вытаращив в ужасе глаза и заливаясь холодным потом, несмотря на жару.
Кружась в запредельном мистическом танце и улавливая незнакомые для меня образы, я впал в транс. В голову приходили слова на незнакомом языке. Я повторял их, одной рукой срывая с себя тяжёлые одежды и кружась уже полуголым, собирая со своей груди текущую по ней кровь из ран и разбрызгивая её вокруг.