Император для легиона
Шрифт:
– Ну и как, эта работа нравится тебе больше, чем полевые занятия? – спросил Нейпос, когда трибун привел его в свой кабинет.
Увидев голубой плащ жреца, Пандхелис вскочил со стула и очертил знак солнца на груди. Нейпос ответил ему тем же знаком.
– Трудно сказать. Результатов этой работы пока еще не видно, – Скаурус не хотел говорить больше, чем сказал, потому что его мог услышать Пандхелис, и вернулся к делу, из-за которого и обратился к жрецу. Документ из Доксона был там же, где он его и оставил, – на краю стола.
– Нужно ли тебе что-нибудь особенное
– Нет, не надо ничего. Только несколько щепоток пыли, которые послужат символическим звеном между тем, что потеряно, и тем, что поможет найти пропажу. Пыль, мне кажется, достать в этом здании совсем нетрудно.
Жрец хмыкнул. Марк тоже усмехнулся. И даже Пандхелис, прирожденный чиновник, позволил себе улыбнуться. Нейпос взял щепотку пыли с подоконника и осторожно положил ее на середину пергамента.
– Для заклинания используются разные методы, – объяснил он Скаурусу. – Если потерянный предмет рядом, пыль превратится в стрелку, указывающую направление, где лежит пропажа. Если же расстояние большое, пыль сложится в слово и назовет место, где находится твоя вещь.
В Риме трибун подумал бы, что все это чушь и бессовестное надувательство, но здесь он уже не раз был свидетелем могущества магии…
Нейпос начал нараспев читать заклинание на архаическом, теперь уже редком старовидессианском диалекте. Он держал свиток из Доксона в правой руке, а полные пальцы левой быстро и уверенно делали в воздухе странные движения. На лице жреца расцвела улыбка удовольствия – Марк подумал о виртуозе-музыканте, который забавляется, играя для ребенка простую мелодию, Нейпос произнес последнее слово заклинания с особенным ударением, как бы повелевая, и ткнул указательным пальцем в пыль. Палец стал быстро крутиться в пыли, во ни стрелки, ни букв на пергаменте не появилось. Нейпос фыркнул, как это сделал бы созданный воображением Скауруса виртуоз, случайно дав фальшивую ноту. Почесав подбородок, Нейпос взглянул на римлянина в некотором смущении.
– Прими мои извинения. Думаю, я где-то ошибся, хотя и не знаю, где именно. Попробую еще раз.
Вторая попытка оказалась не более удачной, чем первая. Пыль шевельнулась и снова замерла без движения. Жрец внимательно осмотрел свои пальцы, явно недоумевая, почему они предали его во второй раз.
– Как интересно, – пробормотал он. – Твоя рукопись не уничтожена, в этом я уверен, иначе пыль бы не шелохнулась. Но теперь у меня к тебе новый вопрос. Ты уверен, что свиток находится в городе?
– Где же ему еще быть? – удивился Скаурус, не в силах представить, что кто-нибудь может украсть такой никому не нужный документ.
– Это я как раз и попытаюсь узнать, – сказал Нейпос.
«Попытаюсь» – это было преувеличением, Нейпос уже проверял свою котомку в поисках предметов, необходимых для заклинания. Вытащив маленькую стеклянную бутылочку, сделанную в виде цветочного семени, он открыл флакон и вылил несколько капель густой жидкости на ладонь, потом попробовал ее на язык, скорчив при этом ужасную гримасу, – на вкус капли были омерзительными.
– А вот это знает далеко не каждый волшебник, так что, в конце
– Что это? – спросил Скаурус.
Нейпос поколебался – ему не хотелось открывать секреты своего мастерства, но зелье уже действовало.
– Сок мака и белладонны, – ответил он вяло. Зрачки его сузились и стали размером с острие булавки, но голос и движения рук, отработанные годами практики, оставались твердыми. Палец снова коснулся горсти пыли. Марк широко раскрыл глаза, видя, что пыль начала извиваться, как клубок змей, и вдруг распалась на буквы, формируя какое-то слово. Нейпос вышел победителем из этого поединка.
– Как интересно, – сказал жрец, хотя снадобье оглушало и притупляло все чувства, в том числе и любопытство. – Никогда бы не подумал, что твоя пропажа окажется в Гарсавре.
– Великолепно, мне бы такая мысль тоже не пришла в голову. – Скаурус почесал в затылке, удивляясь случившемуся. Факт поразительный, но, в конце концов, Ономагулос всегда может отослать документ назад, в столицу.
Трибун попросил Пандхелиса проводить Нейпоса до римских казарм и уложить в постель. Жрец не сопротивлялся. Зелье, которое он принял, очень утомило его. Он шел на ватных ногах и был на редкость молчалив.
– Не беспокойся обо мне. Скоро действие лекарства иссякнет, – заверил Нейпос Скауруса, пытаясь подавить зевок. Он высвободился из рук Пандхелиса, который поддерживал его за локоть.
Марк выглянул в окно и быстро сбежал вниз по лестнице следом за секретарем и жрецом. Приближался полдень, и он не хотел заставлять Алипию Гавру ждать его слишком долго.
Он обнаружил ее стоящей у Великих ворот, однако она не выглядела рассерженной или огорченной, поскольку была погружена в беседу с четырьмя римскими часовыми, охраняющими ее дядю Императора.
– Это правда, ваш бог велик, – говорил Муниций. – Но мне все же очень не хватает орла нашего легиона. Старая птица не раз выручала нас из беды.
Товарищи легионера кивнули в знак согласия. Алипия сделала то же самое, словно пытаясь запомнить замечание Муниция. Марк не смог удержаться от улыбки: он слишком часто видел это выражение на лице Горгидаса – историк за работой. Заметив командира, Муниций вытянулся, поставив свое копье прямо. Легионеры приветствовали Скауруса римским салютом, выброшенным на уровне груди сжатым кулаком.
– Как видите, здесь есть человек, стоящий выше меня по званию, – сказал он солдатам и поклонился Алипии.
– Не позволяйте мне становиться между вами и вашими легионерами, – сказала она.
– Нет, нет, все в порядке.
В армии Цезаря даже самое небольшое нарушение дисциплины сильно бы расстроило трибуна. Но вот уже два с половиной года он был наемником, и это научило его видеть различие между тем, что он действительно должен делать, и тем, что требовали от него служебные обязанности. Римляне начали хорошо различать внешний лоск и настоящую дисциплину, необходимую для того, чтобы выжить.