Император и Сталин
Шрифт:
Из-за спины Попова к императору с уксусными салфетками наперевес бросился добрейший Густав Иванович Гирш, стремясь смахнуть пот, выступивший на лбу монарха и по-старчески слезливо приговаривая:
— Какое счастье, Ваше Величество, какое счастье! Вы, наконец-то, пришли в себя! Мы так за вас испугались. Вы в ливадийском дворце. Это — ваша сиятельная супруга — Александра Фёдоровна и профессор военно-медицинской академии Лев Васильевич Попов, вызванный из Петербурга Сергеем Юльевичем Витте…
Император упёрся взглядом в суетящегося Гирша, как будто пытался осознать им сказанное. Постепенно
— Айтон! Вириш скуа*, Айтон… — сквозь зубы промычал император и, отвернувшись, потерял сознание…
_____
*Вириш скуа — сын осла (мингрельский)
Через полчаса, когда императрица Александра Фёдоровна пришла в себя, Гирш стоял у постели Николая Второго и считал пульс, а Попов заботливо обмахивал женщину платком.
— Поздравляю, государыня, — торжественным шёпотом произнес профессор, — кажется, кризис миновал, ваш муж крепко спит, сердечный ритм и дыхание в норме. Очень надеюсь, что никаких осложнений не будет, и ему уже ничего не угрожает. Надеюсь, и вам теперь будет полегче…
— Да, уж… — сомкнутыми губами буркнула императрица, бросив короткий взгляд на постель Николая Второго, — жить стало легче, жить стало веселее…
— Что, простите, Ваше Величество?
— Ах, Лев Васильевич, не обращайте внимания, глупости какие-то в голову лезут…
— Да, Ваше Величество, все устали, всем нужно отдохнуть…
Глава 3 Пробуждение. Граф Фредерикс, Сандро и другие
Барон Фредерикс аккуратно прикрыл за собой дверь и, окинув взглядом собравшихся в зале министров, отрицательно покачал головой.
— Его Величество извиняется, но принять вас сегодня не сможет…
Когда шушукающиеся чиновники покинули приёмную, к барону подошёл Витте, и, нервно терзая цепочку от часов, зашипел ему в ухо:
— Владимир Борисович! Четвёртый раз подряд приём отменяется! Скандал! Что будем делать?
— Сергей Юльевич, — протирая платком взмокшую шею, пожал плечами министр двора, — а что я могу? Вы бы видели его глаза? Это же тигр перед прыжком! Если уж он так бесцеремонно спровадил свою дражайшую супругу, то нас с вами вообще отправит в отставку без мундира.
Выдворение императрицы из покоев императора произошло на следующее утро после кризиса и было достаточно бурным и красноречивым для подобных опасений министра двора.
После той ужасной ночи Император пришёл в себя только к полудню. Александра, впорхнув в опочивальню государя после прогулки, обнаружила его проснувшимся и о чём-то бодро препирающимся с лейб-лекарем Гиршем. Императрица привычно-беспардонно оттёрла старого доктора и бросилась к мужу, однако, как в стену, упёрлась в его непривычный, стального цвета взгляд и ледяные слова:
— Сударыня, подождите, пожалуйста, за дверью, пока Вас не пригласят, и не мешайте мне беседовать с врачом!
— Никки! — буквально взвилась Александра Фёдоровна, не привыкшая к такому обращению, — как ты смеешь меня выставлять, словно я челядь?!
— Густав Иванович! — не обращая внимания на покрывшуюся пунцовыми пятнами жену, глухим, но твёрдым голосом обратился император к доктору. — Тиф — это заразная
— Да, Ваше Величество! Однако…
— В таком случае, приказываю немедленно прекратить подвергать риску заражения моих родственников и удалить их на безопасное расстояние. Александру Фёдоровну с детьми отправить в Царское село немедленно.
— Но, Ваше Величество…
— Густав Иванович, Вы выполните моё распоряжение или мне найти для этого кого-нибудь порасторопнее? И вот ещё что, попросите тов… барона Фредерикса собрать и принести всю доступную прессу за последнюю неделю. Приёмы отменить. Все доклады в письменной форме. Здоровье наших министров тоже стоит поберечь, не так ли?…
С того дня прошла уже неделя, в течение которой к императору заходили только доктора, да министр двора барон Фредерикс летал шмелём, добывая и доставляя по шесть раз в сутки прессу, справочники, своды законов, уложений, списки рескриптов, донесений, реляций и справок самых различных служб и ведомств, причём, количество их постоянно увеличивалось почти в арифметической прогрессии.
Создавалось впечатление, что Николай II спешно пытался наверстать упущенное за первые пять лет царствования и прочитать все те скучнейшие бумаги, которыми он откровенно пренебрегал ранее. При этом император напрочь игнорировал протесты лечащих врачей, категорически требующих ограничить время работы с документами ввиду далеко не блестящего состояния здоровья
После долгих и ожесточённых споров все три присутствующих медика — Гирш, Попов и Тихомиров — констатировали, что кризис миновал, и болезнь отступает, оставляя после себя осложнения в виде очаговой амнезии, частичной дисфункции двигательного аппарата и голосовых связок, в результате чего у императора значительно изменился тембр голоса, почерк и даже цвет глаз…
При этом общее самочувствие и работоспособность восстанавливаются медленно, поэтому больному предписываются покой и прогулки по горизонтальной поверхности, но ни в коем случае не круглосуточная работа за столом. Однако, если уж выбирать между бесконечными приёмами министров или чтением их докладов, медики однозначно отдавали предпочтение последнему варианту.
Совсем другие настроения были у чиновников, которые буквально осаждали Фредерикса требованиями личной аудиенции. Следует понимать нетерпение министров, придерживающихся определённых правил при дворе. Их всеподданнейшие доклады государю являлись частью государственной политики, её официальной процедурой и представляли собой не только анализ конкретных проблем, стоящих перед министерством, но и возможность подчеркнуть свой личный статус приближённого лица.
Как было заведено, личные доклады министров начинались в один и тот же день и час. Например, для С. Ю. Витте они проходили в пятницу и около 11 часов, но не реже одного раза в неделю. Первым с докладом шёл министр финансов, а затем министр путей сообщения. Сергей Юльевич в своей службе был очарован этим церемониалом: министр один на один общался с монархом, что позволяло ему влиять на принятие не только тех вопросов, которые он представлял в своём докладе, но и вообще любых других, интерес к которым он может вызвать у императора.