Император Терний

Лоуренс Марк

— Давай-ка найдем, на чем доехать. — Я кивнул в сторону самого широкого переулка, ведущего с площади.

Все улицы Кутты были узкими, окаймленными высокими зданиями, — только так можно создать тень. Повозки здесь не могли проехать, но серьезные грузы выгружали дальше, в Танжере, более крупном и ориентированном на торговлю порту.

Марко последовал за мной, держась на расстоянии, словно отказываясь от защиты и строго определяя для меня роль носильщика. Люди повсюду знали, что напасть на современного — значило открыть счет вражды с кланами и что из флорентинских сундуков будет рекой литься золото, покуда долг не уплатят и весы не придут в равновесие.

Однако же в Разрушенной Империи перспектива возможной смерти от ножа убийцы защищала хуже, чем могли надеяться банкиры, если золото можно было получить прямо сейчас, немедленно. Возможно, в менее диких и лучше знакомых с понятием чести краях традиции современных обеспечивали большую уверенность. Конечно, мавры весьма почитали купцов и поддерживали порядок лучше, чем мы в землях близ Вьены.

Пока я тащил злополучный чемодан в поисках конюшен, мое решение оставить Брейта в безопасности под присмотром кузнеца в порту Альбус с каждым метром казалось все более неразумным. В конце концов я принялся отчаянно ругаться, весь взмок, руки горели — и вот мы таки добрались до нужного места. Это были какие-то стойла. Верблюды бродили вокруг крытой поилки — шелудивые, линючие, со свалявшимся мехом на шее и потрескавшейся кожей на коленях. Я раньше видел верблюда, давно, в цирке доктора Тэпрута. Здоровенная животина, нескладная, плюющаяся. Эти выглядели не лучше.

— Подожди тут.

Я отодвинул Марко, постучал в дверь, сколоченную из потрескавшихся, выгоревших на солнце досок, и через некоторое время мне ответил старик с бельмом на глазу. В тени у него за спиной я услышал фырканье и топот лошадей.

— Ас-салам алейкум. — Я пожелал старому мошеннику мира. Все торговцы лошадьми мошенники. — Двух верховых коней и вьючного мула.

Я поднял три пальца, а в другой руке — золотой флорин с дедовским профилем и закончил свою речь восклицанием «Иншалла», [9] тем самым исчерпав запас местных фраз, которые успел выучить за время общения с Юсуфом.

9

Иншалла — если пожелает Аллах (араб.).

Старик посмотрел на меня здоровым глазом и пробежал пальцами по подбородку цвета кофе с молоком, заросшему седой щетиной. На нас упала тень — человек верхом на верблюде. Я покосился на него — это был воин, закутанный в черное одеяние, лишь глаза сверкали из-под шеша. Он проехал дальше.

— Двух коней, — повторил я.

Старый барышник забормотал какую-то абракадабру и махнул рукой в знак отрицания. Он знал, что мне нужно, — все в Кутте, кому есть что продать, хоть как-то могут изъясниться на имперском хотя бы для нужд торговли.

— Двух!

Я добавил еще монету и потер их одну о другую между пальцами.

Ему было явно больно сделать это, но он покачал головой и перестал бормотать. Дверь со стуком захлопнулась.

— Они точно не хотят, чтобы ты попал в Хамаду, Марко.

Я его ну никак не обрадовал. Он хмурился каждый раз, как я называл его по имени, вздрагивая от преступления против строгих манер и излишней фамильярности.

— Марко, — сказал я, наклоняясь достаточно близко, чтобы учуять, как он скис, — идти далеко. У тебя нет друзей в Кутте?

— Нет.

Я подумал, что, может статься, у него вообще нет друзей. Тащиться с ним через пустыню в Хамаду

что с лошадьми, что без казалось страшной глупостью. Кто-то влиятельный, возможно, сам Ибн Файед, не хотел, чтобы Марко прибыл туда. Более того, по крайней мере три матемага, судя по всему, предчувствовали мой приезд, а это значило, что Ибн Файеду известны мои намерения. Единственным разумным выходом было развернуться и плыть в порт Альбус. Если, конечно, Юсуф, Каласади и другие уже давно не просчитали такой ход. Вести себя предсказуемо значило бы лишь больше запутаться в расставленной ими сети. Возможно, даже попасть под арест в доках или потерпеть кораблекрушение, организованное специально для меня, покуда я играл в двенадцать линий и попивал чай. Прибыть сюда уже само по себе было неверным шагом — по правде говоря, продиктованным обычным детским тщеславием.

— И что ты хочешь, чтобы я сделал, Марко?

Бросить его на произвол судьбы казалось самым разумным. Но кости велели мне обрести нового друга, а разумный выбор — это предсказуемый выбор, что на данной стадии не означало спасение от гибели.

— Мне нужна комната.

— Это я могу устроить.

Я пошел один, отловил за шкирку уличного мальчишку и за медную монетку узнал дорогу в гостиницу. Тяжелая старинная дверь, к которой меня привел парнишка, выглядела непривлекательно — совсем одна на фоне широкой белой стены. Я постучал, и из-за решетки на меня уставилась женщина. Старая карга, старше истертого дерева и ржавых гвоздей. Она распахнула дверь. Слишком морщинистая и согбенная, чтобы носить покрывало и блюсти скромность, она окинула меня неодобрительным взглядом и провела внутрь. Интерьер удивил меня. Короткий коридор вел во внутренний дворик, где лимонные деревья росли в тени балконов, поднимающихся на четыре этажа с каждой стороны. Изразцы украшали все поверхности, белые и голубые, с геометрическими узорами. Иллюзия прохлады, но все же.

Я взял две комнаты, заплатил медными монетами полудюжины стран и пошел за Марко. Он ждал там, где карга не могла увидеть его из-за решетки, и я пропустил мимо ушей ее резкие гортанные жалобы, таща чемодан по коридору. Банкир следовал за мной.

— Слишком маленькая, — сказал Марко.

Пот тек с него ручьями, но ему, казалось, было все равно. Я еще не видел, как он пьет. Неудивительно, если скоро он начнет съеживаться. Что-то в нем взывало к магии смерти во мне, к сердцу некроманта. Пальцы начало покалывать.

— Слишком маленькая для чего?

Я рухнул на чемодан. Тащить его на второй этаж оказалось тяжеловато.

Марко нахмурился. Я привык считать, что банкиры, особенно путешествующие, несколько более дипломатичны и умеют скрывать свое истинное отношение, но этот совершенно откровенно выказывал свою неприязнь ко мне. Возможно, у него среди золота лежал амулет, но я пока ни того, ни другого в глаза не видел.

— Ты должен мне за комнату и за проводника, банкир.

— Проводника? Какой-то оборвыш завел тебя невесть куда.

— Оборвыш, которому я заплатил, — сказал я, не поднимаясь с чемодана.

— Я все подсчитываю, сэр Йорг. А теперь, если будешь так любезен и оставишь меня одного…

Я поднялся и ушел к себе в комнату, где тут же снова рухнул. Я лежал с закрытыми глазами, представляя резкие ветра над ледяными плечами Хальрадры. За полгода я пересек половину Империи. И, как Златовласка, я вечно жаловался — то мне было холодно, то жарко. И в первый раз мне хотелось назад в горы, туда, где все как надо. Впервые я думал о своем королевстве как о доме.