Император Валгаллы
Шрифт:
Тая подняла опухшее от слез, почти неузнаваемое лицо и прошептала:
— Мы еще надеемся.
Орловский не ответил — отвернулся. Ему не хотелось, чтобы Хьюго видел, как у него покраснели глаза.
— Молодые люди, встать! — приказал им Хьюго. — Вы, кажется, забыли, что разговариваете с генералом.
— Вы уже генерал? — насмешливо спросил Орлик.
— После смерти Бурлакова все подчиняются мне. Встать! — повысил голос Хьюго.
«Эльфы», помедлив, поднялись, держась за руки.
— Я ценю вашу преданность, ребята. Но если вы действительно
Тая громко всхлипнула и убежала. Орловский сжал кулаки и шагнул к Хьюго:
— Не смейте так с ней разговаривать!
— Орлик, ты плохо читал Толкиена. Если бы ты проштудировал творение профессора внимательно, то понял бы, что эльфы — это чудовища и уроды, их надо истреблять. Ты что-то хочешь возразить? Или даже вытащить свой меч?
Орловский положил ладонь на рукоять меча, но вытащить клинок не успел — ствол хьюговского пистолета упёрся ему в лоб.
— Ну что ж, действуй. Нет? Передумал? Что с тобой? Ты дрожишь? Бедный...
Пальцы Орлика соскользнули с рукояти меча. Тогда Хьюго сам извлек клинок из ножен, взвесил на руке.
— Неплохая работа. Но тебе эта игрушка ни к чему. Иди-ка лучше вооружись метлой да подмети двор. Это пойдёт тебе на пользу. Иди! — Начальник охраны пихнул Орлика, да еще вдогонку ударил мечом плашмя.
И с видом победителя отправился в госпиталь. Последняя дверь по коридору вела в морг. Терри была здесь.
— Я должен осмотреть убитых, — заявил Хьюго. — Вы уже проводили вскрытие?
— Нет, тела только обмыли, — отвечала Терри.
Одно тело, накрытое простыней, лежало на столе. Второе — тоже под простыней, на каталке.
— Зачем вам меч, Хьюго? — спросила Терри.
Сразу же после смерти Бурлакова ей сделалось ясно, что власть в крепости перейдет к начальнику охраны. Надолго ли — это другой вопрос. Терри не любила делать прогнозы.
— Меч — символ власти и фаллический символ. Или вы этого не знаете? Неужели не знаете? — Хьюго изобразил крайнее удивление. — Моя власть будет такой же ослепительной, холодной, чистой, как эта сталь. Скоро все в крепости это почувствуют. Это Светлана? — Хьюго указал на скрытое простыней тело на столе.
— Она, — кивнула Терри.
Хьюго подошел, откинул ткань.
— Смотрите, какая она красивая. Еще прекрасней, чем прежде. — Он положил меч рядом с телом. — Когда человек погибает вот так мгновенно, не от болезни, а от пули, ножа или иглы, его тело после смерти кажется прекраснее, чем при жизни. Убитый становится как будто моложе. — Пальцы Хьюго скользили по щеке Светланы, к шее, застыли надолго в ложбинке груди. — А грудь. Какая восхитительная грудь! Она создана для поцелуев.
Но Терри смотрела не на грудь Светланы, а на брюки Хьюго. На его ширинку. Она была расстегнута, и возбужденный член торчал наружу.
— Мне выйти? — спросила Терри.
— Лучше всего.
Каланжо отвели не назад
— О Господи, капитан! Что с вами? — Димаш вскочил. — Вам помочь?
— Не надо! — махнул рукой Каланжо.
Он налил в тазик воды из кувшина, смочил полотенце, принялся отирать лицо. При этом он морщился — было больно. Коснулся разбитого рта и замычал сквозь зубы.
Том проснулся, сел на кровати, ссутулившись, держась за живот.
— Сволочь, какая сволочь, ненавижу, — пробормотал Том, всхлипывая.
— Тебя тоже арестовали? — спросил Каланжо.
— Нет. Но Хьюго заявил, что он мне не доверяет.
— Что говорят в крепости?
— Ничего не говорят. Все рыдают.
— А Борьку не арестовали. Борька в охране, — вздохнул Димаш. — Может, он нам как-то поможет? Том, ты бы с ним поговорил — он честный парень, он не мог Хьюго продаться.
— Я одного не понимаю! — Каланжо вновь намочил полотенце. Вода в тазу уже была красной. — Хьюго догадался, что Ланьер превратился в зомбака и явился убить генерала? Если да — то он вроде как сообщник. Или охранник просто облажался, а потом воспользовался моментом?
— Какое это имеет значение? — пожал плечами Димаш.
— В самом деле — никакого. — Каланжо плюхнул полотенце в таз и присел на край кровати. Его мутило.
— Что с нами будет? — спросил Димаш.
— Ничего. Мы присягнем Хьюго и будем ему служить. Ждать весну. Потом попытаемся сбежать.
— Я не хочу служить Хьюго, — захныкал Том.
— Мне не верится, что Виктор Павлович мог убить генерала. Кто угодно, но только не он, — заявил Димаш.
— А что ты о нем знаешь? Почему так уверен? — спросил Каланжо. Заявление Димаша почему-то его разозлило. После происшедшего он ни в чем уже не был уверен.
— Он — портальщик, а не стрелок. И потом, он меня с Борькой из мортала вывел, вы же знаете.
— И все?
— Он — известный ведущий «Дельта-ньюз». Делал обалденные программы... — Димаш задохнулся и замолчал, не зная, что еще сказать, чтобы доказать невиновность Ланьера.
— Ты не находишь странным, что парень с такой профессией пошел за врата? — тут же парировал Каланжо. — Знаешь, сколько он должен зарабатывать в месяц? Что он забыл за вратами?
— Не знаю. Он никогда не говорил — зачем. Может быть, из-за девчонки?
— Может быть. Но я думаю, ему хотелось, как и прочим придуркам, отведать крови. Прочувствовать, что это такое — отнять жизнь.
— Неправда! Такого быть не может! Я не верю! — не желал уступать Димаш.
Каланжо не ответил — только передернул плечами.
— А ты что думаешь, Том? — повернулся Димаш к мальчишке.
— Ничего, — отозвался водитель. — У меня болит живот. Си-и-льно болит.
Каланжо открыл аптечку, достал пластырь и спрей, чтобы продезинфицировать ссадины на лице.