Император
Шрифт:
Он немного замялся:
— Десять семей только, остальные боятся.
— Пусть будет десять, — согласился с цифрой озвученной американцем, — в дальнейшем посмотрим, как поступать. Но помни, Пабло, если вы хотите стать Русами, никаких местных языков. Я послал сыновей, чтобы ещё раз обыскали дом Картера, мне не дает покоя вторая винтовка и пистолеты. Их нужно найти в любом случае!
Мой ТП-82 нашли в покоях любимой наложницы американца. Пистолет он преподнес ей в дар, так как больше у меня с собой патронов не было, я не взял с собой по той причине, что в последние годы мне не приходилось стрелять, да и запас этот невозобновляемый. Из трех стреляный гильз удалось найти одну: местные растащили их на амулеты.
Пабло
Сыновья вернулись через час: поиски не увенчались успехом, а допрошенные с пристрастием «бешеные» смогли лишь еще больше затуманить ситуацию с оружием. По их словам, «сванга» с их командиром Умром унесли «Большой Шум» в лес, а вернулись с пустыми руками. Единственным правдоподобным объяснением такого поступка могла послужить лишь подготовка плацдарма для отступления в случае неудачи с запланированной операцией по захвату меня. Пабло уверил меня, что обыщет лес в радиусе пары километров, но непременно найдет оружие.
Больше задерживаться нет смысла: погрузка воинов и семей Урха, что я забирал в Максель, закончилась. Все три судна готовы к отплытию, ждали только меня с сыновьями и десятком воинов, неотступно следовавших за мной по пятам.
— Пабло, ты провел в Макселе три месяца, видел, как устроен наш быт и распорядки. Я пришлю к тебе десяток семей сразу по окончанию холодов. У тебя есть Рек и Гун, используй их для формирования управления племенем. Год-два пролетят быстро, когда подготовишь племя стать частью Русов, переберешься в Максель, если пожелаешь. Если захочешь остаться здесь — воля твоя. Я могу простить неудачу, ошибку, слабость, даже проявленную трусость, потому что мы люди и можем ошибаться. Единственное, чего я не прощу — это предательство.
— Макс Са, меня воспитывали в ненависти к русским, нас учили, что вы враги. Но после трех месяцев в Макселе я увидел, что мы все одинаковые. Я виноват, что допустил такой вариант развития событий, потому что испугался выступить против Джона и его людей. Но больше такого не случится, и, надеюсь, со временем ты станешь мне доверять, как Герману, — Пабло закончил речь, опустив взгляд.
— Я тоже надеюсь, ребята, по шлюпкам, — я вскочил первым шлюпку, и воины взялись за весла.
— Домой? — весело спросил Тиландер, как только мы поднялись на палубу.
— Домой, зима на носу, нужно подготовиться к возможным холодам, — я спустился в каюту. На «Стреле» сейчас многолюдно, интересно, как они в таком количестве добрались из Макселя на двух кораблях меньшего размера? Пора ускорить работы по строительству клиппера, чтобы одним рейсом брать большое количество воинов.
Ветер постоянно менял направление, заставляя Тиландера нервничать. Перемежая английские и русские слова, американец охрип, подавая команды, стараясь поймать нужное направление. Увидев меня на палубе, Тиландер бросился ко мне:
— Макс, начинает темнеть, а ветер неустойчив, меняется каждые пять минут. «Стрела» еще тянет, но «Акуле» совсем тяжело, часть пути они идут на веслах. Может, остановимся до утра, пока ветер не определится?
— Как считаешь нужным, лишний день в пути некритичен, — пожал я плечами, всецело полагаясь на капитана.
— Тогда найду подходящую бухту и брошу якорь. Мар и Каа совсем из сил выбились с их парусным вооружением, — Тиландер вернулся на капитанский мостик, оставив меня вглядываться в темнеющий горизонт. Подходящая бухта нашлась через пять минут сразу за небольшим мысом. Ночь решил провести на борту, без высадки
Зажглись кормовой и носовой фонари кораблей, бросивших якорь рядом. Наступило время ужина, после чего следовал покой. Когда нет электричества, в темноте просто нечем заняться, Русы рано ложились, правда и вставали с первыми лучами солнца. После случившегося нападения на «Стрелу» Тиландер решил ввести усиленные вахты. Если судно находилось в походе у неизвестных берегов, вахту отныне планировалось нести тремя матросами. Неизвестно, кого еще швырнуло в этот мир через «проходную калитку». Не удивлюсь, если в один прекрасный день наткнемся на немцев, потомков нацистов, бежавших в Южную Америку после проигранной войны. Ходили слухи, что даже новейшие немецкие субмарины пропали бесследно, не исключено, что на побережье Южной Америки процветает нацистское государство. От одной этой мысли в желудке собрался ком, я хорошо помнил зверства нацистов по документальной хронике.
Проснувшись, застал Бера, всматривающегося в берег.
— Макс Са, разреши мне на час высадиться на берег, я узнаю это место, — вместо приветствия с просьбой обратился мой сын, — здесь рядом логово волчицы спасшей меня от смерти. Хочу попрощаться с ней.
— Бер, ты в своем уме? Зверь тебя уже забыл, для него ты угроза ее щенкам.
— Макс Са, я знаю, что она меня помнит, я быстро попрощаюсь и вернусь, — в его глазах стояла такая мольба, что я сдался.
— Черт с тобой, и не смотри на меня так, я тебе не тирамису на тарелочке. Но если волчица тебя ранит, я самолично тебя добью, чтобы в твоей тупой башке больше не возникало идиотских идей!
— Хорошо, отец, — радостно воскликнул Бер, собираясь вплавь до добраться до берега. Плавал он неплохо, но плыть в прохладной воде больше ста метров глупо.
— Стой, сейчас Герман спустит шлюпку, не хватало тебе еще пневмонию подхватить от переохлаждения.
— «Нивмонию» не надо, — остановился Бер, видевший пациентов Зика.
— Что случилось? — Тиландер подошел, привлеченный нашим разговором.
— Ему на берег нужно, попрощаться с волчицей, — я постарался скрыть улыбку, чтобы не обидеть Бера, но американец не совладал с собой:
— Серьезно? А может ее взять в Максель, главное, чтобы Зезаги не ревновала, — расхохотался Тиландер.
— Волчица мне мать! — по слогам отчеканил Бер, заставив американца оборвать смех.
— Спусти шлюпку, он ненадолго, — разрядил я атмосферу. Глядя в спину Бера, вспомнил легенду основания Рима. Там тоже, вроде, волчица выкормила одного или двоих мальчиков. Возможно, легенда не лишена основания, случай Бера являлся наглядным доказательством такой возможности.
Бер высадился на берег, и спустя минуту, скрылся среди кустарников и деревьев. До нас донесся еле слышный волчий вой, от которого у меня екнуло сердце. Прошли томительные полчаса, прежде чем Бер снова появился из лесной чащи. Рядом с ним шел волк, скорее всего, та самая волчица. Это был крупный зверь, в холке достававший моему сыну до пояса. Несколько минут Бер держал волчицу, обнимая за шею. Он столкнул шлюпку в воду и запрыгнул в нее, берясь за весла. Волчица полезла в воду, но, намочив лапы, выбралась на берег. Усевшись на берегу и подняв вверх морду, животное завыло. Никогда не думал, что в волчьем вое может звучать тоска и боль. Это поразило меня, но в следующую минуту я просто потерял дар речи, когда, прекратив грести, Бер приподнялся в шлюпке и завыл в ответ. Если бы я своими глазами этого не видел, поклялся бы, что на вой волчицы ответил волк.