Императорский отбор

Чехин Сергей Николаевич

– Так, товарищи. Давайте вот без этого. Если есть какие жалобы – говорите сразу. А то уеду – и разбирайтесь сами.

Никто не поднял головы и не проронил ни слова. Впрочем, на что я надеялся – все эти ревизии не более чем фикция, а дворяне будут выгораживать друг друга до последнего. Если император и пошлет кого, то проверка закончится попойкой и развратом. Кого вообще волнует, что у холопов на уме: не мрут, вкалывают – и ладно. Сложно представить, какую жестокость принесет местный Ленин. Хотя, судя по затянувшемуся крепостничеству, вместо идейной революции вполне может вспыхнуть новая смута или пугачевщина,

а это куда как страшнее.

– Видите, господин ревизор, – с издевкой протянул помещик. – Все у нас чин-чинарем. Образцово-показательное хозяйство.

– А ведь и правда, – я покачал головой и понурил плечи. – Вы простите меня, Пантелей Никанорович. Взъелся по беспреде… то есть, по недоразумению. Молодой, горячий – а тут от самого императора задание. Вот захотел выслужиться. Так что вы не серчайте, бога ради. Напишу вам самую лучшую характеристику.

– Что же… – старик заметно расслабился. – Раз такое дело, то может тяпнем на посошок? За успешное, так сказать, разрешение.

– Это я только за. Коль миссия выполнена – то и сдерживаться нужды нет. С превеликим удовольствием отведаю вам эликсир.

Пить особо не люблю, но за обедом нажрался, как последняя свинья. Плюс подключил капельку актерского таланта (на первом курсе играл в КВН), промычал пару баллад «Арии», перевернул миску с квашеной капустой, а под конец упал под стол и захрапел на всю усадьбу. Советом наиболее трезвых представителей было принято решение о моей полной нетранспортабельности и как следствие – вынужденной ночевке. Барин и сам надрался до зеленых чертей и лишь махнул рукой – делайте, что хотите. Служанка подхватила мою тушку на руки, точно ребенка, и отнесла на второй этаж, где я проспался до полуночи и очнулся с жуткими тошнотой и головокружением. Однако мучения определенно того стоили.

– Карина? – позвал тихонько, ища в темноте алые огоньки.

– Да, ваше сиятельство, – в голосе смешались ирония, насмешка и капелька презрения. – Как вы себя чувствуете?

В потемках добрался до умывального тазика и припал к теплой воде, после чего сунул туда голову.

– Теперь лучше. Разреши пару нескромных вопросов, прежде чем я продолжу.

– Удивительно, – горничная сверкнула клыками. – Думала, будете приставать спьяну, а вы, гляжу, охочи до интима с бодуна.

– Я вообще не об этом. Давай так – я спрашиваю, ты отвечаешь: да или нет. Договорились?

– Да, господин.

– Без господинов. Итак, ты вампир, а значит, умеешь превращаться в летучую мышь, так?

– Нет.

– Растворяться во тьме?

Девушка ответила не сразу:

– Да.

– Становиться невидимой?

– Отчасти.

– Отводить взгляд?

– Да.

– Передвигаться бесшумно?

– Да.

– Просачиваться сквозь щели?

– Нет.

– Жалко. Вскрывать замки?

– К чему вы клоните, ваша светлость?

– К тому, что ты отправишься на разведку. Я хочу знать, что происходит в усадьбе и куда водят селянок.

– Скорее всего, в баню. Или в спальню. Может, перед этим их порют розгами и заставляют ходить голышом на четвереньках. У многих помещиков едет крыша на теме садизма – если бабу не помучают, то и срамной уд в готовность не придет. Какая вам разница? На чем вы хотите поймать старика? На том, чем промышляет каждый второй?

– Ну, конечно, – всплеснул руками. –

Побоев нет – а девчонки неделю еле ноги переставляют. Ничего подозрительного, как же.

– Трофим… – спутница протяжно и с намеком выдохнула. – Я понимаю ваше желание победить на отборе, но позвольте кое-что вам сказать, как человеку, вызывающему зачатки симпатии. Вы роете не в том месте. И ничего здесь не найдете. А вот если вас раскроют – могут возникнуть проблемы.

– Хорошо. Если я ошибаюсь, то готов понести наказание по всей строгости закона. Можешь ни о чем не волноваться – всю вину возьму на себя.

Новый вздох.

– Карина, пожалуйста. Плевать мне на отбор – я не смогу нормально спать, если уеду, а после вскроется, что Парамонов – местная разновидность Батори и Салтычихи и пьет людскую кровь в прямом смысле.

Полминуты тишины – и резкий скрип кресла. Служанка встала и подошла ко мне так близко, что я невольно отшатнулся.

– Как вам будет угодно, господин, – подсвеченные луной очертания размылись и подернулись мглой, а спутница превратилась в косматую тень с красными точками на уровне глаз. – Ждите здесь и никому не открывайте.

Она бесшумно удалилась, а я выпил еще воды и прилег на кровать в попытке унять тошноту. Не знаю, сколько времени прошло, но успел вздремнуть, а очнулся от приглушенного щелчка и сдавленного крика. За окном брезжил рассвет, и первая мысль – кто-то что-то уронил себе на ногу, ничего страшного. Однако служанка долго не возвращалась, и в душу закралась тревога – уж не нашла ли она нечто такое, за что ее решили подстрелить.

Я не знал, много ли шансов у человека против вампира, но серебряная пуля вполне могла убить последнего. На всякий случай распластался на полу и приложил ухо к холодной дощечке паркета. Поначалу расслышал только скрип половиц, а затем сквозь толщу перекрытий пробились тяжелые шаги и сердитые голоса. И с каждым ударом сердца шум нарастал – несколько человек в спешке приближались, о чем-то переговариваясь.

Во рту пересохло еще сильнее, хотя и так хоть песком плюй, в затылке закололо, а мотор пустился в галоп. Происходящее мне совершенно не нравилось – если барин велел избавиться от свидетелей, у меня крайне мало шансов спастись. Разве что выбраться через окно и угнать лошадь, но далеко ли успею уйти, прежде чем меня – единожды побывавшего на конной экскурсии – настигнут люди, выросшие в седле. И Карину бросать нельзя – все-таки это я послал ее на задание, и вся ответственность на моих плечах.

– Дерьмо… – дрожащей рукой смахнул липкий пот и выглянул в коридор. – Демьян! Ты тут?

– Что-то случилось, ваше сиятельство? – черная тень отлипла от стены и превратилась в знакомую фигуру в плаще.

– Еще не знаю. Посмотри, кто там идет – только осторожнее.

– Зачем смотреть? Идут секретарь и конюх. От первого смердит дешевым одеколоном, а второго и за десять верст почую.

Скрип и топот на лестнице усилились, а по стене скользнул тусклый свет керосиновой лампы. Вскоре на пролет вышел тщедушный писарь, а за ним – хмурый бородатый детина в картузе. Первый смотрел с ледяным презрением, второй – с неприкрытой ненавистью. Телохранитель тоже заметил неладное и пружинистой походкой встал передо мной. Пригнулся, утробно зарычал, а ногти на пальцах вытянулись и заострились в орлиные когти.